Чтоб полюбить сильней...

В дверях показалась светловолосая девочка. Это его страшно обрадовало. Где-то в дальней комнате слышались шлепки мокрой тряпкой но полу — в квартире делали уборку.

— Мне бы, — торопясь и не очень уверенно заговорил он, — ключи от подвала…

— Сейчас, — назвав его по имени-отчеству, каким-то светлым голоском сказала девчушка, — подождите, пожалуйста. — И вскоре вернулась со связкой ключей. Подавая их, с интересом посмотрела на чем-то смущенного человека.

А он, сжимая в руке полученную от девочки связку, словно боясь, что его окликнут, быстро вышел из чужого подъезда и направился в свой.

Лифт не стал вызывать. Не хотелось встречаться с людьми. Ему казалось — по его лицу они сразу поймут, что он переживает в эти минуты.

Лестница была пустынной. Быстрей пройти по ней… Задыхаясь, чувствуя усиливающиеся боли в сердце, мужчина поднимался по ступенькам.

Наконец верхняя площадка. Здесь тоже никого не было. Лишь из-за плотно прикрытой двери одной из квартир доносился смех детей. Немного отдышавшись, по небольшой металлической лесенке, закрепленной на стене, полез к темнеющему над головой люку. Смерил взглядом размеры замка, на который был тот закрыт. На ощупь определил, какой должен подойти ключ. Ключ сразу вошел в скважину, и замок легко, без шума открылся. Человек рукой откинул тяжелую крышку и, не замечая, что может вымазать скопившейся здесь за долгие месяцы пылью свое выходное пальто, выбрался на чердак. И тут услышал, как гудит и словно прогибается под бешеным напором ветра казавшаяся сейчас такой легкой крыша дома.

Светились щели в чердачных лазах.

Мужчина подошел к тому, который наметил для выхода на крышу еще на земле. Как и все другие, лаз был закрыт куском жести. Но гвозди забиты лишь наполовину и загнуты. И он пальцами, обдирая кожу о неровные края жести, стал разгибать их.

Вот с одной стороны железный лист уже свободен. Нетерпеливо отвел его в сторону. На чердак стали залезать снежинки.

Перед его взором круто вниз уходила заснеженная крыша. По ней, словно подметая ее гигантским веником, отчего она местами серела шифером, стремительно проносились мощные порывы ветра. Смутно, сквозь густо летящий снег, человек увидел крыши соседних зданий. У их карнизов крутились снежные вихри.

Потом взглянул туда, где метрах в пятнадцати выступал угол дома, и увидел на ограждении темнеющую путаницу бечевки. «Голубь прилетел сюда с бечевкой и запутался, обессилел и не может подняться на карниз», — машинально подумал человек, выдавливая через узкий лаз свое большое тело под бушующий снежный ураган.

И в этот миг он до конца понял то, о чем не раз слышал, читал и чему так хотел верить: бояться — не значит быть трусом, быть трусом — значит не сделать, не достать своего голубя…

Анатолий Сосунов 10 000 ВОЛШЕБНЫХ КЛЮЧИКОВ

Когда мне было семь лет, я сам, без помощи взрослых, прочитал о приключениях Буратино, а так как это была моя первая книжка, ее сохранили.

Вот почему я теперь говорю совершенно точно, что именно на шестьдесят пятой странице много-много лет назад первый раз я увидел черепаху. Она держала золотой ключик, а против нее, на листе кувшинки в обществе пучеглазых лягушек, сидел Буратино и, открыв рот, слушал тайну волшебного ключика.

Меня всегда страшно интересовали всякие тайны. Я лазил за ними на чердаки, в старую конюшню, обшарил все пустыри и свалки, с компанией сорванцов цеплялся за машины, но… не нашел даже самой маленькой, завалящей тайны. Я понял, что чердаки давным-давно ограбили другие, в машинах возят картошку и капусту (и еще с них можно упасть и свернуть себе шею), на свалку выбрасывают не тайны, а рваные ботинки и битую посуду. И, поняв это, стал чаще готовить уроки, как советовали взрослые, и играть в футбол.

Спустя года два мне подарили настоящую живую черепаху. Это был хороший и редкий подарок.

Не могу точно сказать, были или нет тогда в городе другие черепахи, но в нашем районе не проживала ни одна, кроме моей. Мы назвали ее Тортилой. Помните? Так звали старую мудрую черепаху, которую я увидел впервые на шестьдесят пятой странице и которая подарила Буратино волшебный ключик. Только книжная Тортила была болотной черепахой, а наша — степной.

Из соседних дворов приходили оравы моих сверстников поглядеть на диковинное животное. Они тыкали Тортилу пальцами, спорили, пьет ли она воду и крепок ли ее панцирь. Воду черепаха пила, а чтобы проверить прочность панциря, уличная братия уговаривала меня положить Тортилу под автомобиль. Я не согласился.

Как-то, приготовляя обед, порезали зеленый лук. По комнате пустился тот бравый дух, от которого ест глаза и першит в горле. Вдруг из-под дивана высунулась Тортила, повертела головой и изо всей мочи поперла прямо к столу.