Что знает дождь

Хотела — и могла. Покоряясь его поцелуям. Они спускались всё ниже, потом поднимались всё выше. А потом, когда стало невмоготу — он в меня вошёл. И меня не заставили кончить — меня любили и любя, бережно подвели к краю. С которого я сорвалась и… взлетела, расправив крылья.

Иди ты к чёрту, Урод! Улыбнулась я, блаженно раскинув руки в сторону, а потом… заплакала.

— О, господи! Прости. Малыш, — перепугался Захар, не зная, что делать со мной рыдающей. — Что? Что не так?

— Всё так, — покачала я головой, даваясь слезами.

Всё так. Он был потрясающий. Сильный и нежный. Заботливый и терпеливый. Внимательный и неутомимый. А я… скучала по Уроду?

Глава 33

«Нет, господи, нет. Конечно, нет», — уговаривала я себя.

Это просто память. Тело помнит. Его выдрессировали. Его приучили реагировать. И оно реагирует. Оно не знало ничего другого. Но это пройдёт. Оно научится любить. Дарить. Чувствовать.

Я научусь. Научусь и забуду.

— У вас всё по-взрослому, да? — качнула Оксанка головой в сторону кухни.

Мы сидели на моём балконе: она курила, я — отгоняла от себя дым.

— А у вас? — кивнула я в ту же сторону.

На кухне Гринёв с Захаром обсуждали что-то своё, мужское: то ли тачки, то ли футбол.

— О, у нас да, — рассказала она старую как мир историю, как Гринёв подошёл к ней на выпускном. Потом они трахались до изнеможения. Потом вместе встречали рассвет. А потом просто остались вместе.

Школа закончилась. Всем стало всё равно. Корабль с алыми парусами проплыл по Неве, и истаял в предрассветной дымке. Жизнь продолжалась. И Оксанка тоже однажды просто взяла и пришла. Сначала одна, потом с Андреем.

Гринёв поступил в медицинский, как и собирался, я — в военно-медицинскую академию, как мама. Оксанку приткнули на бюджет на факультет «Землеустройство и кадастры» в Горном университете.

— Мать трахается с ректором, — шепнула она. И я хотела засмеяться, думая, что она пошутила. Но она добавила: — Старикан давно по ней сох, а тут сам бог велел. — И я передумала смеяться.

— Как твой брат? — спросила я. Не могла не спросить.

— Нормально. Так и остался в хозчасти. Только мать стала ездить к нему в два раза чаще.

— Зачем? — скривилась я, очередной раз отгоняя дым.

— Наверное, ради Оболенского. Всё пытается с ним встретиться. Лишний раз хоть со стороны увидеть.

— Он всё там же?

— Ну да, — затушила Оксанка сигарету. — Вроде в отпуск уезжал. А сейчас у них там в СИЗО очередной ремонт к очередной проверке. Он про тебя не спрашивал, — зачем-то добавила она.

— А что должен был? — удивилась я.

— Должен, — кивнула Оксанка. — Он тебя не отпустит, Насть. Никогда не отпустит. Он тебя любит. И знаешь, думаю, ты его тоже.

— Кто? Я?! — вытаращила я глаза.

— Ты, подруга, ты. И только ты одна этого не хочешь признавать. Придумала себе какого-то Захара. Что ты о нём знаешь?

— Всё.

— Ой ли, — хмыкнула Оксанка.

— Он мне всё о себе рассказал. Где учился, где работал, служил, жил. Про родителей, друзей.

— И что познакомил? С друзьями? Родителями?

— Нет. Они живут не здесь.

— Да?! — усмехнулась она.

— А с чего ты так уверена в обратном?

— С того, что твой Захар уволился сразу, как Оболенский тебя отпустил. А устроился всего за полгода до этого. Брат видел, как они чуть не подрались с Оболенским. И сказал, что никогда повара не работают «баландёрами», а он работал, когда хотел, да ещё в женском корпусе. Значит, чем-то Оболенского прижал. Или тот ему был должен. И он рассчитался тобой.

— Мной? Ты бредишь что ли? Да мало ли какие у них там с Оболенским могли быть дела, — всплеснула я руками. — может, выручку от наркоты не поделили. Может, ещё что. Я здесь ни при чём. Тебя послушаешь, так весь мир вращается вокруг меня.

— Он и вращается для Оболенского вокруг тебя. Его здесь нет только потому, что здесь Захар. И он не отходит от тебя ни днём, ни ночью. Тебе не кажется это странным?

— Что он провожает меня и встречает? И мы везде вместе? А вы с Гринёвым теперь не так?

— Не так, — покачала она головой.

Если был в тот момент человек, которого я ненавидела больше Урода, то это была Оксанка.

Я её ненавидела за то, что она вечно вносила смуту, вечно говорила о том, чего я не замечала или не хотела замечать, но стоило ей сказать… и всё словно менялось на глазах, портилось.

В тот день мы с Захаром первый раз поругались.

Глава 34

И может, дело было совсем не в Оксанке, и она даже была права. Но когда вечером я спросила у Захара, где он жил до того, как переехал ко мне — он психанул.

— Если я тебе надоел, так и скажи, — обиделся он.

— Нет, ты мне не надоел, я просто спросила, — взмахнула я руками.

— Хочешь больше свободы? Думаешь о том, какие перспективы тебе открываются? Юные офицеры-медики, студенческая жизнь, а у тебя я?

— Господи, нет, — выдохнула я. — Конечно, нет. Не знаю, чем я дала тебе повод так думать. Но ругаться я с тобой дальше не хочу, — я вышла из кухни и ушла в дедушкин кабинет.