— Рад помочь.
Я думаю о том, как доктор Крейтер спросила, есть ли кто-то, к кому я могу обратиться за помощью в трудную минуту. Не думаю, что она имела в виду это.
В любом случае это только временно. Я хочу сказать, и Тесс, и Майк с Майей, и демонстрация — неделя была очень тяжелая. Если я признаюсь доктору Крейтер, она не поймет. Она не поверит, что, когда неделя закончится, я смогу обойтись без химии. А если я хоть раз оступлюсь — прощай моя трехмесячная сделка.
Я не спрашиваю (хотя мне и интересно), откуда Хайрам знает, что мне нужно. Я не спрашиваю (хотя мне и интересно), откуда взялись таблетки. Я не говорю (хотя и думаю), какое облегчение, что нет никаких тайных жестов, никаких паролей. Вчера вечером я нашла номер Хайрама в списке учащихся и написала ему как ни в чем не бывало, как будто мы с ним постоянно общаемся, как будто я одолжила ему учебник и теперь прошу его вернуть. Хайрам протягивает мне пакетик, на дне рядок таблеток.
— Прими голубую минут за двадцать до сна, — говорит он.
— Спасибо, — отвечаю я, засовываю пакетик в рюкзак и закрываю его. — Сколько я должна?
Хайрам качает головой:
— Не парься. — И, не давая мне возможности возразить, продолжает: — Как Майя?
Он облокачивается о свою машину, одной ногой опираясь на бампер. Есть в его голосе что-то, отчего мне кажется, что он спрашивает не просто так, не для того, чтобы посплетничать.
Я так удивлена, что отвечаю почти честно (совсем честно было бы сказать, что с понедельника мы с ней почти не говорили):
— Нормально, кажется.
— Знаешь, я за нее переживаю.
Я мотаю головой, потому что не знаю.
— Вы же едва знакомы.
Хайрам кивает, глядя себе под ноги.
— Точно, — говорит он, как будто этот факт просто вылетел у него из головы. — Я слышал, ты организуешь какую-то демонстрацию.
Черт. Что, если Майя узнает об этом не от меня, а от кого-то другого?
— Это, вообще-то, секрет, — объясняю я, и меня — сюрприз, сюрприз! — снова пробивает дрожь.
— Как ты соберешь народ, если это секрет?
— Я хочу сказать, знать должны только участники.
Хайрам кивает:
— Ну да.
Тут до меня доходит, что он хочет присоединиться.
— Что об этом думает Майя? — внезапно спрашивает он.
— Она в восторге, — вру я. — Я хочу сказать, конечно, она надеется, что Майка исключат.
— Правда?
Должно быть, мне не удается скрыть раздражение, потому что Хайрам поднимает руки в знак капитуляции и говорит:
— Я не к тому, что он не заслуживает исключения, просто сомневаюсь, что Майя хочет именно этого.
Откуда Хайраму знать, чего хочет Майя?
Он продолжает:
— Знаешь, такое ощущение, что, несмотря ни на что, она все еще беспокоится об этом упыре.
Я киваю, вспоминая наш разговор в библиотеке.
Она так и не сказала «да», когда я спросила, пойдет ли она на демонстрацию.
«Если его исключат, стипендия ему точно не светит».
Я не могу вспомнить: в ее голосе была надежда или тревога?
Я думала, надежда.
Или же мне просто так показалось.
Может, мне стоило убедиться, что Майя действительно этого хочет, прежде чем заваривать кашу. Сердце начинает биться сильнее. Чтобы унять дрожь в руках, я крепко сжимаю рюкзак, представляя, как внутри болтается пакетик, который мне дал Хайрам.
Я встаю рядом с Хайрамом, прислоняюсь к его машине и тихо говорю:
— Слишком поздно все сворачивать. Я хочу сказать, даже ты знаешь о митинге. — Я хотела пошутить, но прозвучало жестоко.
— Как думаешь, она пойдет?
Хайрам единственный, кто задал мне этот вопрос. Все остальные считают ее присутствие само собой разумеющимся.
— Не знаю, — признаюсь я. Мне хочется плакать. — На самом деле мы с ней это не обсуждали.
— А стоило бы.
— Стоило бы, — соглашаюсь я.
Пятница, 14 апреля
АКТИВИСТКА
Вчера я проглотила синюю таблетку не колеблясь. Я приняла ее за двадцать минут до сна, как сказал Хайрам, легла и выключила свет, и в кои-то веки не провела полночи, прокручивая все свои разговоры за день, не пыталась понять, где поступила неправильно. Нет, я заснула почти мгновенно. Я не спала так спокойно неделю. А может, и дольше.
Едва проснувшись, принимаю утреннюю дозу (дневные таблетки красные, легко разобраться). Я чувствую, как они начинают действовать, после завтрака, в душе: как будто легкая дрожь пробегает по телу, а потом исчезает — как будто просачивается в меня. Хайрам сказал, что эти таблетки сначала предназначались для тех, кто сидит на диете, но их вывели с рынка, когда выяснилось, что одним из побочных эффектов является «ложное ощущение уверенности», из-за чего появилось опасение, что они могут вызывать привыкание. Мне хотелось спросить Хайрама, откуда они у него, если их вывели с рынка, но потом решила, что таких вопросов не задают.
Я смотрю на свое отражение в зеркале и вижу, что зрачки стали больше, чем обычно, но, думаю, никто не заметит.
Стоп. Я думаю, что никто не заметит? Я всегда думаю, что все всё заметят!
И вот еще что: одеваясь, я не гадаю, в чем будет Тесс, когда я увижу ее в коридоре, не сочиняю неловкий разговор, который нам предстоит, не пытаюсь придумать заранее, что мне сказать, чтобы как-то избавиться от неловкости.