Этажом выше рыдала Лилия, дочка Даинти Бибервельта, потому что оказалось, что гламария, как и большинство чар, совершенно не действует на хоббиток. В саду, в кустах терновника, точил слезу медиум женского пола, не знавший, что гламария вызывает насильственное протрезвление и сопутствующие ему симптомы, в том числе острую меланхолию. В западном крыле замка рыдала Анника, дочка войта Кальдемейна, которая не знала, что гламарию полагается втирать под глаза, свою долю съела и в результате получила расстройство желудка. Цири взяла свою порцию гламарии и натерла ею Кэльпи.
Поплакали также жрицы Иоля и Эурнейд, поскольку Йеннифэр наотрез отказалась надевать сшитое ими белое подвенечное платье. Не помогло и вмешательство Нэннеке. Йеннифэр ругалась, швырялась предметами и заклинаниями, повторяя, что в белом похожа на какую-то долбаную девственницу. Расстроенная Нэннеке тоже начала орать, упрекая чародейку в том, что та ведет себя хуже, чем три долбаных девственницы вместе взятых. В ответ Йеннифэр метнула шаровую молнию и развалила крышу на наружной башне, что, впрочем, имело и положительную сторону — грохот вышел такой страшный, что дочка Кальдемейна впала в шоковое состояние и у нее прошел понос.
Снова видели Трисс Меригольд и ведьмака Эскеля из Каэр Морхена, которые, нежно обнявшись, крадучись проскользнули в беседку в парке. На сей раз не было сомнения, что это они собственной персоной, ибо допплер Тельико пил пиво в компании Лютика, Даинти Бибервельта и дракона Виллентретенмерта.
Несмотря на упорные поиски, гнома, выдававшего себя за Шуттенбаха, найти не удалось.
X
— Йен…
Она выглядела очаровательно. Черные, волнующиеся, украшенные золотой диадемкой локоны блестящим каскадом падали на плечи и высокий воротник длинного белого парчового платья с пышными рукавами в черную полоску, стянутого в талии бесчисленным количеством вытачек и лиловых лент.
— Цветы, не забудь цветы, — сказала Трисс Меригольд, вся в темно-лазурном, вручая невесте букет белых роз. — Ох, Йен, я так рада…
— Трисс, дорогая, — неожиданно зарыдала Йеннифэр, после чего обе чародейки осторожно обнялись и поцеловали воздух возле ушей с бриллиантовыми сережками.
— Хватит нежностей, — молвила Нэннеке, разглаживая на себе складки снежно-белого жреческого одеяния. — Идем в часовню. Иоля, Эурнейд, поддерживайте ей платье, а то она свалится на лестнице.
Йеннифэр приблизилась к Геральту, рукой в белой кружевной перчатке поправила ему ворот черного, шитого серебром кафтана. Ведьмак взял ее под руку.
— Геральт, — шепнула она ему на ухо, — я все не могу поверить…
— Йен, — шепнул он в ответ. — Люблю тебя.
— Знаю.
XI
— Где, холера ясная, Хервиг?
— Понятия не имею, — сказал Лютик, протирая рукавом пряжки на модном камзоле цвета вереска. — A где Цири?
— Не знаю, — Йеннифэр сморщилась и потянула носом. — От тебя жутко несет петрушкой, Лютик. Перешел в вегетарианство?
Гости собирались, понемногу заполняя огромную часовню. Агловаль, весь в строгом черном, вел бело-салатную Шъееназ, рядом с ними семенила толпа низушков в коричневом, бежевом и охряном, явились Ярпен Зигрин и дракон Виллентретенмерт, оба искрящиеся золотом, Фрейксенет и Доррегарай в фиолетовом, королевские послы в геральдических цветах, эльфы и дриады в зеленом и знакомые Лютика во всех цветах радуги.
— Кто-нибудь видел Локи? — спросил Мышовур.
— Локи? — Эскель, подойдя, глянул на них сквозь фазаньи перья, украшающие берет. — Локи рыбачил с Хервигом. Я их видел в лодке на озере. Цири поехала туда, чтобы сказать им, что начинается.
— Давно?
— Давно.
— Чтоб их зараза взяла, рыбаков засраных, — выругался Крах ан Крайт. — Когда хороший клев, забывают обо всем на свете. Рагнар, лети за ними.
— Сейчас, — сказала Браэнн, стряхивая с глубокого декольте пушинку одуванчика. — Тут нужен кто-то, кто быстро бегает. Мона, Кашка! Raenn'ess aen laeke, va!
— Я же говорила, — фыркнула Нэннеке, — что на Хервига полагаться нельзя. Безответственный остолоп, как все атеисты. Кому взбрело в голову именно ему доверить роль распорядителя на церемонии?
— Он же король, — неуверенно сказал Геральт. — Хоть и бывший, но все-таки король…
— Многая лета, многая лета… — неожиданно запел один из пророков, но дрессировщица крокодилов угомонила его ударом по шее. В толпе низушков завозились, кто-то выругался, а кто-то еще схлопотал плюху. Гардения Бибервельт взвизгнула, потому что допплер Тельико наступил ей на платье. Медиум женского пола начал всхлипывать, совершенно без всякого повода.
— Еще минута, — сквозь зубы прошипела Йеннифэр, мило улыбаясь и стискивая в руке букет, — Еще минута, и меня удар хватит. Пусть все наконец начнется. И пусть все наконец кончится.
— Не вертись, Йен, — рявкнула Трисс. — Шлейф оторвется!
— Где гном Шуттенбах? — прокричал кто-то из поэтов.
— Понятия не имеем! — откликнулись хором четыре девицы.
— Так пусть его кто-нибудь поищет, холера! — заорал Лютик. — Обещал нарвать цветов! И что? Ни Шуттенбаха, ни цветов! И на кого мы похожи?