— Я хотел сказать: но и… были отличники, — поправился Мишка.
— Неплохая мысль! Ну и кого же вы назначили отличником?
— Сонкина!
— Сонкина? — усмехнулась Алла Борисовна. — Так ведь он же… Он же…
Она чуть-чуть порозовела, открыла журнал и стала смотреть, будто не знала, какие отметки у ее собственного сына по ее собственным предметам.
— У него четверки, — сказала она. — Хорошие отметки. На пять он пока еще не знает…
— Знает! — заверил Мишка. — Спросите Сонкина по алгебре и по геометрии тоже.
— У него же четверки, Гаврилов! Если бы еще двойки, а так — чего спрашивать?..
— Нет, спросите, пожалуйста!
Слово «пожалуйста» Мишка произнес прямо-таки угрожающе.
Все зашумели. Алла Борисовна оглядела класс и согласилась.
— Ну ладно, так и быть, иди, Сонкин.
Мишка оглянулся и подмигнул классу: «Порядок!»
Сонкин поправил очки и пошел, но без особого энтузиазма и не очень решительно.
Истины ради нужно отметить, что отвечал он, однако, толково. Конечно, имеет значение, что мать у него учительница математики. Но он и сам голова! Он и к бегемоту ходит вычислять, сколько тот выталкивает из бассейна воды.
Алла дотошно его гоняла. И старое спрашивала, чего уж наверняка никто не помнил. Наконец велела Сонкину положить мел и разрешила сесть.
Мы все ждали: похвалит или нет? Никогда она этого не делала. Замечания — другое дело…
— Молодец, Сонкин! — сухо похвалила Алла Борисовна. — Отлично выучил… Четыре.
Класс аж онемел. Потом загалдели.
— Как четыре?
— За что — четыре? Ведь он же ну абсолютно все знает!
— Соня, миленький, — сказала Света, — ты для нас все равно отличник, не расстраивайся!
Сонкин и не расстраивался. Он стоял победителем, всем своим видом говоря: вот видите, я же вам говорил, пятерки она мне все равно не поставит.
Классная понимающе улыбнулась.
— Что ж тут удивительного? — вдруг сказала она. — Он мой сын, и я знаю его возможности. Он может знать гораздо больше.
— Это нечестно! Может, вам завуч не велит ему пятерки ставить? Чтобы кто-нибудь чего-нибудь не подумал… Это нечестно! — бросила Светка, тут же поперхнулась и сделала вид, что закашлялась.
Но Алла Борисовна, золотая учительница, не рассердилась.
— Почему же нечестно, Светлана? — просто возразила она. — Когда ты вырастешь и у тебя будут дети, разве нечестно тебе будет хотеть, чтобы они учились лучше?.. И завуч тут ни при чем.
Такого аргумента никто не ждал. Действительно, каждый может знать больше, чем знает. И хотя с классной не согласились, это как-то выбило всех из колеи. Спорить стало вроде бы не о чем.
— Угораздило же тебя родиться у учительницы! — шепотом сказал Гаврилов Сонкину, когда тот проходил мимо.
Мишкина идея — бороться за передовой класс — оказывалась несостоятельной на глазах.
— Выходит, отличника у нас не будет. Тогда хоть Усова спросите.
— Усова, конечно, спрошу, — согласилась Алла Борисовна. — Товарищ Усов, прошу вас!..
Генка встал, застеснялся своей длины, сгорбился и на полусогнутых пошел к доске.
— Посмотрим, — сказала Алла Борисовна, — какой друг Сонкин, как он помогал Усову.
Все замолчали, потому что знали: Усов занимался сам.
Как отвечал Генка, просто неловко рассказывать. Он будто прыгнул вниз, но не посмотрел, куда прыгает. Мялся и путал все. В результате Алла Борисовна сказала:
— Ничего не выходит, Усов. Что с тобой?
— Да я за Сонкина беспокоился. Нашему классу отличник очень нужен.
— Великолепно! — сказала Алла Борисовна. — Ты за него беспокоился, а он — за тебя. Но бывают в жизни моменты, когда нужно отвечать только за себя.
— Алла Борисовна, — решил уточнить Гаврилов. — А много Усову до тройки не хватает?
— Тебе в каких единицах мерить — в метрах или килограммах? Что вы все культ из отметок устраиваете? Вот не буду вообще ставить отметок!
— Вообще — вам завуч не разрешит!..
— Не разрешит! — призналась Алла Борисовна. — Ну, довольно! Совсем заговорили! Кстати, за что тебя с английского выгнали, Гена?
— А я есть захотел, ну и вынул бутерброд…
— А тебя, Света?
— Из-за меня, — сказал Усов. — Она тоже хотела есть. Когда меня выгоняли, я ей бутерброд отдал… В общем, если не везет, так уж не везет. Да вы, Алла Борисовна, не расстраивайтесь. Это все потому, что у меня переходный возраст. Переходишь, переходишь во взрослые, а толку никакого.
— Ох, Усов, Усов! — вздохнула Алла Борисовна. — Хоть бы ты уж скорей перешел!
— Да не могу я скорей, — возразил Усов. — Я, наверное, исключение.
— Какое еще исключение?
— Ну, такое, вроде как «стеклянный, оловянный, деревянный»…
— Выдумаешь тоже! Если бы ты был деревянный — это было бы просто счастье. У нас не возникало бы никаких хлопот.
— А если бы оловянный, — сострил Гаврилов, — мы бы сдали тебя в утиль и уж точно вышли бы на первое место. А ты…
Словом, как собирался написать в отрядном дневнике Гаврилов: «В классе не только не прибавилось отличников, но и остался двоечник». Но Мишка решил этого отрицательного факта не записывать.
Другая бы учительница Новый год просто отменила. Какие могут быть каникулы, когда такая ситуация?
А вот Алла Борисовна махнула рукой, захлопнула журнал и сказала: