– Он это пережил. – Уэс нарисовал круг стаканом на столе. – Он сильнее, чем кажется. Когда мама умерла, мы все больше всего волновались за Берта, ему тогда было тринадцать. Он первым узнал, что у мамы рак, я тогда был в «Майерсе». Но Берт оказался настоящим бойцом, не отходил от нее, даже когда ей стало совсем плохо.
– Наверное, тебе было еще труднее, – сказала я. – Находиться вдалеке…
– Когда ей стало хуже, я вернулся домой. Но это ужасно – из-за собственной глупости лишиться возможности помочь своим близким в такой момент. Когда меня выпустили, я точно знал, что больше такого не допущу. Я должен быть рядом, если что-то случится с Бертом или с кем-то еще.
К нам подошла официантка с двумя тарелками в руках, и мне сразу захотелось есть, хоть я и думала, что не голодна. Она со стуком поставила перед нами тарелки, подождала, не будет ли еще заказов, и удалилась.
– Вот увидишь, – Уэс кивнул на мою тарелку, – это просто взрыв мозга.
Я улыбнулась:
– Это всего лишь вафли, а не второе пришествие.
– Не суди, пока не попробуешь, – заметил он.
Я положила на вафли немного масла, полила сиропом и отрезала кусочек. Уэс внимательно наблюдал за мной, пока я подносила вилку ко рту. Он не начинал есть, ожидая моей оценки. Вафли оказались просто волшебными, я не ела таких никогда в жизни.
– Говорю же, – откликнулся Уэс, очевидно, прочитав мои мысли. – Не второе пришествие, но где-то близко, правда?
Положив в рот еще один кусочек, я поняла, что он прав. Вспомнила кое-что и улыбнулась.
– Почему ты улыбаешься? – спросил он.
Опустив взгляд в тарелку, я призналась:
– Ты мне сейчас напомнил папу.
Уэс тоже попробовал вафли, ожидая, что я продолжу мысль.
– Мы никогда не ходили в церковь, хотя мама считала, что это нужно, и чувствовала себя виноватой, что в свое время не убедила нас. А папа любил готовить завтраки по воскресеньям и всегда говорил, что это его личное богослужение, а кухня – его церковь. Он всегда готовил яичницу с беконом, печенье и…
– Вафли, – закончил за меня Уэс.
Я кивнула, почувствовав ком в горле. Как глупо, подумала я, сижу на стоянке дальнобойщиков у большой дороги, слушаю Тэмми Уайнетт и чуть не плачу, вспоминая папу. Но вдруг поняла, что папе понравилось бы это место, и даже Тэмми – и ком в горле стал еще больше.
– А меня впервые привела сюда мама, – внезапно произнес Уэс, макая кусочек вафли в сироп. – Мы останавливались тут, когда возвращались из Гринсборо: там жила бабушка. Даже когда мама увлеклась здоровым питанием, все равно заезжали. Только здесь она позволяла себе съесть что-нибудь не слишком полезное для здоровья. Она обожала бельгийские вафли со взбитыми сливками и клубникой и съедала все до последней крошки, а потом всю дорогу до дома жаловалась, что сейчас лопнет.
Я улыбнулась и выпила воды, комок в горле растворился.
– Странно: когда кто-то уходит, память начинает работать по-другому, правда?
– Что ты имеешь в виду?
Я съела еще кусочек вафли.
– Когда умер папа, мне сначала было трудно даже думать о чем-то, кроме того дня. Прошло очень много времени, прежде чем я начала вспоминать, что было раньше.
Уэс кивнул, не успела я закончить фразу.
– Когда человек долго болеет, еще хуже. Ты забываешь, что он вообще когда-то был здоров и все было хорошо. Кажется, что так было всегда.
– Но так было не всегда, – сказала я. – Я лишь в последние месяцы стала вспоминать все хорошее и смешное о своем отце. Сейчас трудно поверить, что я могла это забыть!
– Ты не забыла, – покачал головой Уэс. – Просто в тот момент ты не могла вспомнить. А сейчас пришло время, и ты готова.
Доедая вафли, я раздумывала над его словами.
– Понимаешь, мне было непросто еще и потому, что на маму нашло какое-то помрачение и она решила выбросить все папины вещи. Вообще все, как будто его никогда не было.
– У нас с точностью до наоборот, – сказал Уэс. – Мама – она везде. Делия начала складывать ее вещи в коробки, но так переживала, что не смогла закончить. Одно мамино пальто до сих пор висит в шкафу в коридоре, а пара туфель стоит в гараже, возле газонокосилки. И я постоянно нахожу ее списки. Они просто везде.
– Списки?
– Ну да. – Он мягко улыбнулся, опустив взгляд. – Она была одержима стремлением все контролировать. Записывала, что будет делать завтра, через месяц, через год, что надо купить, кому перезвонить. А потом засовывала эти листки куда-то и забывала. Мы, наверное, будем находить их еще несколько лет.
– Должно быть, это странно, – заметила я, но тут же поняла, что сморозила глупость, и поправилась: – А может, и хорошо.
– И то и другое. – Он откинулся назад и положил салфетку на пустую тарелку. – Берта это бесит, а мне нравится. Одно время я даже верил, что в них есть какой-то скрытый смысл. Найду список и давай расшифровывать, словно напоминание забрать вещи из химчистки или позвонить тетушке Сильвии – нечто вроде послания с того света.
Он смущенно пожал плечами.
– Понимаю. У меня тоже такое бывало.
– Правда? – удивился Уэс.
Я сама не верила, что собираюсь ему рассказать, но получилось как-то само собой.