Меир Хаар-Цион прославился, когда он, молодой солдат 101-й части, отправился к Красной Скале заброшенного города Петры, в Заиорданье. К Красной Скале, столице набатеян, ведут две дороги. Одна, основная, отходит от древнего Царского пути, из Аммана в Акабу. Другая, по сути тропа, идет круто вверх из Аравы по Вади-Муса, Валь-де-Моиз крестоносцев. По этой тропе пошел Меир Хаар-Цион. Он пересек границу между Иорданией и Израилем и ночью поднялся по Вади-Муса до Красной Скалы, прячась от бедуинов и пограничников. Днем он прятался, ночью вернулся обратно. Его поступок потряс молодежь, и походы на Петру стали своего рода модой. Но мало кто из вышедших вернулся. Большинство погибало в пути. Красивая и грустная песня «Села ха-адом» («Красная Скала») воспевает эти походы. В свое время ее запрещалось исполнять по израильскому радио, чтобы душу людям не травить попусту.
Но не только мирные походы прославили Меира Хаар-Циона. Он уходил за «зеленую черту» на охоту за федаинами, как куперовские охотники за скальпами. Ему приписывают слова: «Приятнее всего убивать ножом». Рассказывают, что он безбоязненно ходил в кино в Газе, когда там дорого бы дали за его голову. Я слышал рассказы о нем в армии. По вечерам, во время полевых учений, мы, молодые солдаты, собирались в покинутом арабском доме в Бейт-Джубрине, древнем Элевферополе. Горела нефть в жестянке-гузнике, мы чистили оружие после дневных стрельб и взахлеб слушали рассказы сержанта о легендарном Меире Хаар-Ционе.
Однажды Меир с сестрой Шошаной пересекали Нагорье на велосипедах. Где-то в пустыне бедуины изнасиловали и убили его сестру. Тогда Меир с товарищами самовольно перешли границу и устроили скорый суд и расправу над убийцами. Кровная месть признается бедуинами как законный способ правосудия. Но поднялся шум, и Меиру пришлось покинуть армию. Власти любят, чтоб убивали только по приказу.
Меир получил в удел ферму около Бельвуара, где живет и по сей день. Как Барбаросса легенд, он однажды покинул ферму и пошел на войну: в день штурма Иерусалима в 1967 году он появился, маленький, загорелый, помятый, с мешком ручных гранат за плечами, в строю солдат перед Дамасскими воротами. Он был ранен и вернулся на ферму, названную «Шошана», в память о сестре.
Нет, не приходится смущаться кровавым героизмом Хаар-Циона. В те же дни мои братья-палестинцы слушали с открытым ртом рассказы о своих героях-федаинах, охотившихся за скальпами в Тель-Авиве и пограничных кибуцах. Я могу понять их. Вчерашним бойцам легче понять друг друга, да и простить друг друга им нетрудно. Меир был сделан из того же теста, что и неукротимые рыцари Первого крестового похода, которые нагнали страху на весь Ближний Восток.
Да и мы старались быть рыцарями без страха и упрека. Среди своих многочисленных родин я числю парашютно-десантный батальон. Ведь я родился несколько раз, и несколько раз в жизни мое будущее казалось предопределенным – чтобы вновь измениться крутым рывком.
Когда-то мне казалось, что впереди – Академгородок, Наташа, Золотая Долина Новосибирска. Потом дунул осенний ветер, поднял меня и забросил в Святую землю на перековку в материал для суэцких батальонов. Еще раз я родился в Лондоне, где англичане учили меня справедливости и объективности – урок, который я забыл со временем, потому что правда – это лишь вся правда, а на всю правду не хватает времени и места. Я родился заново и в Японии, где впервые увидел весеннее цветение, ручьи в горах, гармонию между людьми и природой. Я теперешний – результат всех этих рождений, и в Иудее я вижу сестру Ямато, с миндалем вместо сакуры. Но я не забыл и рождение прошлое – выход из утробы «Дакоты», твердую руку парашюта, несущую меня в прекрасном мире, звон приклада о мраморный пол Латрунского монастыря, пыль Самарии на красных ботинках парашютиста, двускатые палатки под Бейт-Джубрином, полет джипа в долине Бокеа, белые подштанники армейских суббот, зеленое небо в ночном искателе пулемета, запах кордита от воронок, – все то, что стоит за словами «окопное братство». Мы не умеем выращивать оливы и рыть туннели источников, но мы умеем воевать, а это старинное и почетное ремесло. И пусть в списке достопримечательностей и потаенных прелестей Палестины значится и раскаленное добела послушничество боевых батальонов, и чистое серебро солдат-израильтян. Когда снова объединится народ зеленой Палестины, нашим вкладом будет не теория относительности, в которой мы ничего не смыслим, но теория танкового прорыва и ночной атаки.