Что скрывает Эдем

Писателей на руднике лупцевали, сковывали цепями, особо строптивых привязывали к позорному столбу, да и кормили гораздо хуже, чем остальных. И все равно вольнонаемные шахтеры нам завидовали и мстили. За то, что мы месяцами, а то и годами купались в роскоши, пока они вкалывали, как рабы. И за то, что у нас был пускай и мизерный, но все-таки шанс вернуться назад. И одно это было причиной для лютой ненависти.

Завязать некое подобие дружбы с другими писателями, что жили со мной в одном бараке, я не смогла. Они молчали, игнорировали меня, не желая вступать в диалог. Зато поварихи со мной не гнушались якшаться.

За два куска мыла и тряпку-мочалку я отдала одной из них золотые колоски-каффы. За пару носков, чтобы не сдирать пятки в кровь в неудобных ботинках, и шерстяную кофту – часы с бриллиантами. По ночам я все время мерзла. Тонкое покрывало меня не спасало. То ли было и впрямь прохладно, то ли я просто нуждалась в защите. О том, что ждет меня дальше, старалась не думать, но золотую цепочку с кулоном берегла на черный день. Он был не за горами.

Пару раз меня били плетью. Слишком медленно копала, плохо орудовала киркой, не знала куда идти… Было больно, но терпимо. Другим писателям доставалось больше. Одна женщина, которая, судя по ее истощенному виду, провела здесь минимум несколько месяцев, рухнула прямо с лопатой в руках. К ней тут же подлетел надзиратель. Стал орать и остервенело хлестать свою жертву, которая плакала, шевелила губами, но не кричала. Наверное, крик наших охранников только сильнее распалял.

Я была не в силах смотреть на это зверство и кинулась к садисту, чтобы его остановить, образумить, сказать, что она слишком измучена, чтобы встать. Но он оттолкнул меня с такой силой, что я рухнула на землю. Рядом с избитой им женщиной. А в следующий миг его плеть со свистом рассекла воздух и прошлась по моему плечу, словно заостренное лезвие ножа. Это было на улице, тогда было жарко, поэтому верхняя часть комбинезона была расстегнута и спущена к талии. На глазах выступили слезы, рука ослабела, стала гореть огнем – удар пришелся по обнаженной коже, оставив алый кровавый след. Рану мне никто не обработал. «И так заживет».

На пятые сутки, во время ужина, меня вызвал к себе светловолосый, розовощекий и пышнотелый начальник рудников – господин Штейн.

– Присаживайся, Кара, – указал он рукой на стул напротив своего стола, уставленного блюдами с мясом, картошкой и овощами, а не той требухой, которой нас кормили в столовой.

При виде нормальной еды пустой желудок позорно заурчал, началось слюноотделение.

– Спасибо, – тихо сказала я, переведя взгляд с бокала красного вина на того, кто его пил.

– Как тебе наш рудник, Кара? Наверное, после Небес для тебя шок оказаться здесь.

Я насторожилась сильнее.

– Физический труд меня не пугает.

Он медленно облизал губы, усмехнулся.

– Похвально. Но всегда можно найти разумный способ улучшить свое положение. Особенно такой хорошенькой девушке, как ты.

Мысленно содрогнулась. Только не это!

– Меня все устраивает, – отозвалась с нажимом, глядя на него исподлобья.

Господин Штейн прищурился.

– Разве? Ночлежка на жесткой холодной койке, баланда и ломоть хлеба вместо приличной еды, тяжелая работа… Я ведь могу еще больше усложнить твою жизнь, – угрожающе прорычал он, но сразу смягчился. – Или, наоборот, облегчить. Все будет зависеть от тебя, Кара.

Пальцы задрожали, и я сжала кулаки, чтобы скрыть это от собеседника. Я была здесь абсолютно бесправна, и со мной могли сделать все что угодно. Избить, покалечить и даже убить. Но лучше умереть, чем…

– Спасибо. Но, как я уже говорила, физический труд меня не пугает.

Господин Штейн со стуком поставил бокал на стол, алые капли разлетелись в стороны. Вскочил на ноги и злобно рявкнул:

– Слушай сюда, дрянь! В этом месте я царь и бог, и все делают то, что я захочу! А если какая-то девка возомнила о себе невесть что, – угрожающе прошипел он, наступая на меня, – и вздумала крутить передо мной носом, то…

Господин Штейн с размаху ударил меня по щеке. Меня пронзила острая вспышка боли, на глаза навернулись слезы, стул подо мной закачался.

– А ну, живо иди сюда! – гаркнул он, побагровев.

Схватил меня за майку и резко дернул к себе. Ноги мои подкосились, и я рухнула на пол. Но не закричала. Даже тогда, когда начальник рудников с силой пнул меня ногой в живот.

На каком-то интуитивном уровне я ощущала, что стоит мне только заплакать, жалобно заскулить, как он получит желаемое. И тогда уже не отстанет. Поэтому стиснула зубы крепче и не проронила ни звука.

В дверь постучали.

– Господин Штейн, вы свободны?

Но он не обратил на это внимания и продолжал безжалостно меня пинать.

– Господин Штейн! Мы договаривались, что я зайду, – настойчиво повторил мужской голос.

– Входите!

– Не помешал? – вежливо произнес мужчина в белом больничном халате, окинув меня внимательным взглядом.

– Нет, Клаус. Так, учу на досуге эту наглую девку уму-разуму. – Он снова меня пнул.

Доктор ухмыльнулся.

– Не стоит так быстро ждать от нее покорности. Говорят, это подружка самого Шона Феррена.

– Что, правда?