Н. Е. Вернадской (
<…>Вчера провел целый день в Париже, сегодня еду в Бурж. Завтра с утра начинаются экскурсии.<…> Отправился с утра пешком по Парижу — понемногу узнавал его и много, много дум навеял на меня Париж. Во многом впечатление было тяжелое, так как вспомнилось старое время и невольно подводился итог духовной жизни прожитых 10 лет. Этот итог
Я чувствую, что моя личность, мое внутреннее
Прервали Паша[52] и Цуриков, и с ними мы пошли по Парижу — на минутку в Лувр и затем на выставку.[53]
<…>Выставка грандиозная. Я был сегодня часа 2 с половиной и внимательно осмотрел только часть рудного отдела. Много интересного. И Париж
Н. Е. Вернадской
<…>Вот, например, тебе мой день — вчерашний. Утром проводил Пашу и затем отправился на выставку. Было утреннее заседание конгресса — по прикладной геологии, которое меня интересовало, так как должен был быть доклад о положении вопроса об осушении Зюдерзее.<…>
Осушение Зюдерзее интересует меня особенно теперь, после того, как я побывал в Голландии.<…>
Французская жизнь показала мне в этот приезд как-то чрезвычайно ясно свою рабочую, деловую сторону. Интересно новое явление.<…> Новое явление — женщины ученые — жены профессоров — жены Лакруа, Ст. Менье, П. Кюри и т. д., которые принимают деятельное участие в их работах и, вероятно, представляют уголок мира (традиции французского протестанства?), незатронутый романистами.
Н. Е. Вернадской
<…>Работа моя идет хорошо, в том смысле, что план курса совсем выясняется — но я почти ничего не написал — думаю писать главным образом в Дании. Передо мною стоят ясные картины, выясняются общие рамки работы. Первые главы — мысленно — очень обдуманы. Я представляю средние века — как непрерывную эпоху брожения человеческой мысли — но созданные ранее, прочные и мощные формы постоянно подавляли неуклонно и интенсивно идущее стремление человеческой мысли в неизведанное. В этих формах по их характеру — живое исследование и изучение природы — проявление отдельных личностей — могло найти только два пути — сперва в ремесле и технике, где ему оказался простор в цеховых рамках, а затем — в искусстве.
И здесь традиция и формы работы почти не дозволяют видеть проявления свободной и мыслящей человеческой
Одновременно всюду видно проявление брожения, искания новых, настоящих путей — в истории бесконечных религиозных сект, в постоянном появлении отдельных ученых, шедших отдельно, имена которых нам сохранились единицы на тысячи и т. д. Не было одного — не было неизбежного и необходимого
Но в середине, во второй половине XV столетия была создана такая фиксирующая сила, сделавшая