Что посмеешь, то и пожнёшь

Застой застоем, но у него скопилось к его могильному отвалу сорок две легковые импортные машины, до двухсот наград. Вот такой был Леонид Летописец. «Леонардо, «Ренессанс»» – так в Италии перевели название его брошюрки «Возрождение»… При Летописце усердно затачивал карандашики один референт. И до того насобачился анафемски ловко затачивать эти самые карандашики, что выскочил на них на самый верх – дослужился до «тубаретки» генсека. Что один, что другой – без смеха и слёз не взглянешь. Цековские плеснюки еле ноги таскали, еле языками ворочали, уже слова по бумажке не могли толком прочитать, но – правили одной шестой планеты! Один застой имени Бровеносца – Брежнев запивал таблетки зубровкой – крепче берёт! – сменился другим застоем имени Карандашика. И какой работы ждать от «застойщиков»? Зато анекдотов про них накиданы кучи. Объявление по метропоезду: «Станция Черненковская. Переход на Брежневскую линию». Едва благополучно уронили гроб с Чернобровым в могилу у кремлёвской стены… Нет, это было позже… После андроповского перебега в мир иной[361] по народным каналам полетела новостёнка: «Сегодня в 9.00 после тяжёлой и продолжительной болезни, не приходя в сознание, приступил к исполнению своих обязанностей Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, Председатель Совета Обороны Константин Устинович Черненко». Большой друг Бровей, этот генеральный карандашевед так стёрся в усердных заточках карандашей для генерального любвеобильного Неолита Ильича Летописца, кидавшего карандаши, даже не выходя из своих весёлых цэковских апартаментов, – друг Бровей настолько уработался, что, когда допластунился-таки до генпоста, то у него уже не было здоровья, и этот несчайка ездил в присутствие на катафалке. Приезжал хоть полежать у руля. В кресле генсека он ядрёно задыхался. Кислородный аппарат трудно выкраивал ему последние минуты. В больнице у Черненки дежурил военный. Всё следил, чтобы вождь, вызывая обслугу, не нажал на ядерную кнопку. Выступал Черненко сразу перед толпой микрофонов. За один держался, по другому подавали ему кислород, а по третьему ему шептали, что надо говорить. Вы будете смеяться, но он тоже умер! Бегали слухи, что в Колонном зале Дома Союзов его гроб был покрыт переходящим Красным Знаменем. Ну, кто следующий? Черненко успел-таки занять последнюю могилу у Кремля. Больше у Кремля не хоронили. Черненко был замыкающим в эпоху трёх пэ: пятилетка пышных похорон. В эту легендарную пятилетку с 1980 по 1985 ушло три генсека – Брежнев, Андропов, Черненко – и ещё четыре члена политбюро.

– А чем, скажем, Горбачёв[362] отличается от Гидаспова?[363]

– Ленинградцы в своём Гидаспове души не чают. Называют его нежно «наш маленький Гестапов». И ещё они присвоили Гидаспову почётное звание «Народный артист КПСС». Правды от него не добьёшься!

– А какой ты хочешь правды от цэковских генералюков?.. Рыжков чем отличается от Лигачёва?[364] А Лигачёв от Полозкова?..[365] Эти кумедные Кузьмичи… Я что-то не вижу между всеми ними особущей разницы.

– У Вас тут, папа, на Кубани кре-епенько, наотмашку секретарил казачок Медунов. Не ему ли ка-ак светили огоньки сталинской дачи?! А его – в Москву!!! На пенсию. С поклонами поднесли столичную квартирищу. Орден за комзлодейства? И Полозков, кому он кинул кубанскую власть, вытворял ой-хо-хо! Сколько виноградников угрохал! С пьянством боролся! Химией всю Кубань угадил. Чёрное море возвёл в выгребную яму. Душил кооператоров… По убогому умку быть бы ему не выше завхоза в худом колхозе. А его столица кликнула под своё крылышко. Бегают слухи, кубанская мафия ищет художника, чтоб сочинил картинищу «Лигачёв и Полозков в Кремле». От злого бессилия запел народ:

– На Кубань уеду я
В полозковские края.
Я туда, а он в столицу
Делать из страны станицу.

И сделает, раз партия прикажет!

– Господи! Неужели из трёхсот миллионов нельзя выбрать в кремлюки толковых? Или толковым запрещён въезд в Москву? Неужели что поплоше, то и наше? Это система подбирает «методом обратного отбора». Она не терпит умных. Умный начнёт ещё, чего доброго, думать, прежде чем что исполнять. А это уже опасно. Вся соль в поганой системе. Систему надо херить… А пока комцарьки передают друг дружке, как эстафету, палочку из умирающих рук в ещё чутельку тепловатые. Цэковский престарелый дом правит страной. Царюй! И в верховную касту чужак не проскочи. Вот уж где – хватнёмся «крепче за руки друзья». Друг дружку дёржат. Да умно веди дело – дёржи. А то не по красной ли дури эти партправители так устряпали страну за семьдесят три года? Что сталось со страной? Кругом нищета, запустение, разор… Семьдесят три года Советы гноили Россию… Пропащой век… Загубленный век России… Растерзанный… расстрельный русский век… Слава Богу, Советы накрылись мокрым рядном. А чего ж ихний символ валяется в мавзолейке? Вытряхивать не думают?

– Всё демократничают. В бирюльки заигрались с коммуняками. Но это до поры. Уберут!