Что не так с этим миром

По крайней мере, есть одна вещь, о которой в государственных школах не говорят даже шепотом, и это – мнение народа. Единственные люди, которые, как кажется, не имеют никакого отношения к воспитанию детей, – это родители. И все же у английских бедняков есть весьма определенные традиции. Они скрыты за смущением и иронией, и те психологи, которые пытались в них разобраться, говорят о них как о чем-то странном, варварском и тайном. Но на самом деле традиции бедных – это в основном просто традиции человечества, о которых многие из нас давно позабыли. Например, у рабочих есть такая традиция: если приходится говорить о какой-то мерзости, лучше говорить о ней грубым языком – в таком случае у человека меньше шансов поддаться соблазну ее оправдать. Но все человечество следовало этой традиции, пока пуритане и их дети, ибсенисты[177], не выдвинули противоположную идею, будто не имеет значения, что вы говорите, если вы говорите это умными словами и с умным видом. Или опять же образованные классы наложили табу на высмеивание внешности, но, поступая так, они табуируют не только юмор бедняков, но и более половины здоровой мировой литературы: они прикрыли носы Панчу и Бардольфу, Стиггинсу и Сирано де Бержераку[178]. Опять же образованные классы усвоили отвратительный и языческий обычай считать смерть слишком ужасной темой, чтобы о ней говорить, и предоставили ей оставаться в секрете, как некоему личному уродству. Бедные, напротив, сплетничают и хвастаются своей утратой, и они правы. Они владеют истиной психологии, которая лежит в основе всех похоронных обычаев сынов человеческих. Лучший способ уменьшить печаль – открыто поделиться ею. Чтобы пережить болезненный кризис, нужно признать, что это кризис, позволить людям, которые ощущают печаль, хотя бы на это время ощутить и собственную значимость. В этом отношении бедняки – жрецы всемирной цивилизации, в их душных застольях и торжественной болтовне чувствуется запах поминальных пиров Гамлета, пыль и эхо погребальных игр Патрокла[179].