Что не так с этим миром

В тот ужасный день, когда публичные казни были отменены, скрытые от глаз казни были возобновлены и утверждены, возможно, навсегда. То, что совершенно не соответствует моральным устоям общества, нельзя безопасно делать средь бела дня, но я не вижу причин, по которым мы не можем и впредь жечь еретиков живьем в закрытом помещении. Весьма вероятно (говоря в манере, которую глупо называют ирландской), что если бы казни оставались публичными, то казни бы вовсе перевелись. Старые наказания под открытым небом, позорный столб и виселица, по крайней мере, возлагали бремя ответственности на Закон; и на практике они давали толпе возможность бросать не только тухлые яйца, но и розы; кричать не только «Распни», но также и «Осанна». Но мне не нравится, когда публичный палач превращается в частного палача. Я считаю, что это нечестное, на восточный манер зловещее дело, которое пахнет гаремом и тахтой, а не форумом и рынком. В наше время чиновник утратил общественную честь и достоинство обычного палача. Он всего лишь подносит веревку.

Здесь, однако, я привожу этот довод в защиту непреклонной публичности только для того, чтобы подчеркнуть: женщины были ограждены именно от нее, а не от чего-то другого. Я также хочу подчеркнуть тот факт, что примитивное современное сокрытие жестокости не меняет ситуацию, если только мы открыто не заявляем, что даем избирательное право не только потому, что это власть, но и потому, что оно уже не имеет отношения к власти, иными словами, что женщины будут не столько голосовать, сколько играть в голосование. Я полагаю, что ни одна суфражистка не смирится с таким подходом и некоторые суфражистки будут полностью отрицать, что человеческая потребность в боли и наказаниях – уродливое, унизительное свойство и что женщин от этого уберегли не только по дурным, но, глядишь, и по добрым причинам. На этих страницах я неоднократно отмечал, что ограничения, придуманные для женщин, могут быть как тюремными стенами, так и стенами храма, строгими правилами для жрицы, а не для изгоя. Я показал это выше, на примере торжественных мантий, похожих на женское платье. И точно так же, быть может, мужчины не сглупили, постановив, что женщина, как и священник, не должна проливать кровь.

X. Высшая анархия

Но есть еще один факт – забытый, потому что мы, современные люди, забываем, что существует женская точка зрения. Женская мудрость отчасти означает не только здравую осторожность в отношении наказания, но и здравую осторожность в отношении абсолютных правил. Было что-то женственное и извращенно-верное в той фразе Уайльда, что к людям следует относиться не как к правилу, а как к исключениям. Из уст мужчины это замечание звучит несколько женственно: Уайльду не хватало мужской силы догм и демократического сотрудничества. Но если бы это сказала женщина, это было бы просто правдой: женщина действительно относится к каждому человеку как к особенной личности. Другими словами, она выступает за анархию, за очень древнюю и спорную философию – за анархию не в смысле отсутствия обычаев в жизни (что немыслимо), а в смысле отсутствия правил для мышления. Женщине почти наверняка мы обязаны всеми традиционными и действенными методами, которые нельзя найти в книгах, особенно образовательных: именно она первая дала ребенку угощение за то, что он хорошо себя вел, или поставила его в угол за непослушание. Это несекретное знание иногда называют практическим методом, а иногда – смекалкой или материнской мудростью. Последняя фраза очень точна, потому что никто никогда не называл это отцовской мудростью.

Если анархия не срабатывает, ее называют тактом. Такт называют анархией, когда он срабатывает. И мы должны понимать, что в одной половине мира – в частном доме – он работает. Мы, современные люди, постоянно забываем, что необходимость четких правил и грубых наказаний не очевидна, что можно много сказать о благожелательном беззаконии самодержца, особенно в малом масштабе; короче говоря, власть – это лишь одна сторона жизни. Другая сторона жизни называется обществом, и тут, как мы все знаем, доминируют женщины, а женщины всегда подтвердят, что их королевство управляется лучше, чем наше, потому что (в логическом и юридическом смысле) им вообще не управляют. «Всякий раз, когда возникают настоящие трудности, – говорят они, – когда мальчик ведет себя скверно или тетя скупа, когда глупая девушка неудачно выходит замуж, а испорченный мужчина отказывается жениться, все ваши сложные римские законы и британская конституция заходят в тупик. Оскорбление из уст герцогини или ругань рыбной торговки с большей вероятностью исправят положение». Так на протяжении веков звучал древний женский вызов, по крайней мере, до недавней женской капитуляции. Так развевалось красное знамя высшей анархии, пока мисс Панкхерст не подняла белый флаг.