Что может быть лучше? (сборник)

Для современников Эйнштейна его формула Е = тс² была взята как бы с потолка, ибо она включала в себя сочетание, как казалось, несопоставимых параметров. Но размерность формулы выходила правильной: слева и справа стояли единицы энергии. Дэвид сделал вывод: если любая произвольная комбинация переменных и постоянных величин составляет уравнение, где соблюдается размерность, значит, эта «бессмысленная» формула описывает некий закон природы, который может быть неизвестен сегодня, но который обязательно будет когда-то опознан. Таким образом, открывался путь «обратных» исследований, который состоял не из попыток описать некое явление с помощью формул, а из поиска и подбора явлений, которые описывались бы созданными красивыми формулами.

Дэвид мог изготовлять Тотал в малых, но достаточных для него количествах у себя в доме, используя портативную лабораторию, а потом начать тайные эксперименты. Но делать этого он не хотел, пока полностью не прервал все контакты с институтом и не переехал в другой город. Он опасался, что если его эксперимент каким-то образом выйдет из-под контроля и это станет известным в местной прессе, то его коллеги сразу определят причину такого происшествия, а это неминуемо приведёт расследование к Дэвиду.

Характерно, что исходным продуктом для изготовления Тотала был человеческий кал. Из него выделялся компонент, который, будучи обработан комбинацией широко известных химикалий, образовывал прозрачную желеобразную массу (к счастью, без запаха), которую и назвали Тотал. Это желе Дэвид наносил на прозрачную пластиковую наклейку, работая в защитном костюме, чтобы избежать попадания Тотала на собственную кожу. Разумеется, что, зная наизусть компоненты и их пропорции, Дэвид мог изготовить любое нужное ему количество Тотала.

Оптимальная доза, которая работала три часа, не оставляла никаких пагубных последствий. Тем не менее в поведении человека даже после окончания действия Тотала оставалась заметная непринуждённость в проявлении эмоций, но вполне ещё социально приемлемая. Особенно это было заметно на ханжах, пуристах и прочих задавленных моралью людях. Патологическая стеснительность и преследующее чувство вины бесследно проходили. Однако если доза увеличивалась или давалась более одного раза, то возникало необратимое изменение личности, и человек становился постоянно зависимым от своего повелителя, а обретённая свобода изъявления желаний могла вызывать недоразумения или неприятности.

Если для первой порции самодельного Тотала Дэвид использовал свой кал, то для последующих доз он использовал кал своих возлюбленных.

Он испытывал торжество, приказывая женщине испражняться в его присутствии, что они послушно делали без тени смущения, а со страстным взглядом, обращённым на Дэвида, их властелина.

Вернув очередную любовницу на исходное место, Дэвид сразу возвращался домой и принимался за изготовление новой порции Тотала (для максимальной эффективности Тотала кал должен был быть свежим), и это давало особое удовольствие Дэвиду – иметь дело с дерьмом красавицы, которая таким образом способствовала ему в получении следующей красавицы.

После триумфального первого эксперимента Дэвиду уже не составляло никакого труда раз за разом приближаться к идущей женщине и, будто бы случайно столкнувшись с ней в гуще тел, незаметно приклеивать прозрачную наклейку к обнажённой части её тела. Дэвид чаще всего выбирал спину, где женщина не могла увидеть наклейки или заднюю сторону предплечья, ближе к локтю. Затем следовали критические пять секунд, которые требовались, чтобы Тотал заработал. Первым симптомом его включения было затуманивание взора, а затем замедление движений женщины и озирание в поисках хозяина. В этот момент Дэвид произносил команду: «Ко мне!» У женщины образовывалась фиксация на его голос, облик и запах, и она становилась его рабой, причём из тех, что не устраивают восстаний. Дэвид становился для женщины воплощением желанной власти. Она не видела в нём старика, она взирала на своего повелителя, и на него выплёскивалось высвобожденное сексуальное желание женщины, лишённой всякого стыда или каких-либо моральных ограничений.