Дэвид пошёл в гараж, и Мэри следовала за ним, игриво спрашивая и отвечая:
– Дед, ты меня любишь? Я тебя – да. А ты?
– Я тебя очень люблю, как никого никогда в жизни, – с чувством сказал Дэвид, в то же время осознавая, что перед ним открылась неисчерпаемая вселенная подобных Любовей. Прежде чем сесть в машину, Дэвид снял с руки Мэри наклейку, на что она не обратила никакого внимания, продолжая смотреть на Дэвида то ли влюблёнными, то ли покорными глазами.
Он приказал ей снова лечь на заднее сиденье и спать. Дэвид привёз девушку на то же место, откуда её вывез, и, пробудив, приказал выйти из машины. Три часа истекало через восемь минут.
– Иди не оборачиваясь туда, куда ты шла, – скомандовал Дэвид и, без сожаления глядя вслед красавице, отъехал в сторону, чтобы она его не увидела, если всё-таки оглянется. Девушка шла, не оглядываясь, по дорожке вдоль пляжа. Сквозь рыжие волосы девушки сияло солнце, их развевал ветер, и Дэвиду казалось, что её голова – в огне.
Дэвид вышел из машины и пошёл за Мэри, стараясь не потерять её из виду. Она шла чуть замедленной походкой, типичной при получении Тотала, но вот девушка как бы стряхнула с себя наваждение и пошла уверенным быстрым шагом. Мэри свернула к берегу океана, пробираясь в лабиринте лежащих на песке тел. Дэвид стоял, опершись на перила, отделявшие дорожку от пляжного песка, и видел, как группка девушек и юношей взвыла, увидев Мэри. До него донеслось женское иронически-ревнивое:
– Наша Патти опаздывает не долее, чем на три часа.
– Главное, что пришла, – примирительно произнёс юноша, обнимая за плечи девушку, – а то мы уже стали волноваться и твой мобильник не отвечал.
Дэвид вспомнил, что он слышал из спальни звонок мобильника, который лежал у Мэри в сумке, оставленной в машине. И Дэвид порадовался, что у него ещё хороший слух, не требующий вмешательства науки.
* * *Открытие Дэвида, которое запретили к употреблению, состояло в созданном им веществе Тотал, влиявшем на человека так, что все сдерживающие центры в мозгу, возведённые культурой, отключались и человек полностью сдавался своим желаниям, которые сводились в основном к сексуальным. Причём воля человека, принявшего Тотал, сразу подпадала под власть первого оказавшегося рядом человека, произносившего команду: «Ко мне!» Этот человек воспринимался как повелитель, вожак стаи, и влияние его было абсолютным, пока действовал Тотал. Это вещество Дэвид наносил на пластиковую прозрачную наклейку, и её можно было приклеить на любой участок обнажённого тела. Через пять секунд Тотал начинал своё действие, и человек впадал в полное и радостное подчинение тому, кто отдавал ему приказы. Разработанная доза действовала в течение трёх часов, после чего человек полностью забывал о том, в чём и кому он повиновался, и не помнил, что произошло за эти три часа.
С помощью Тотала работникам американских секретных служб удалось выведать множество тайн у дипломатов, бизнесменов, преступников и террористов. Дэвид давно понял, какие бескрайние возможности по удовлетворению своих сексуальных нужд может предоставить ему его открытие.
Тотал позволил довести до совершенства возможности архаичного гипноза. Общеизвестно, что гипнозу поддаются далеко не все, и человек погружается в состояние гипноза, только если он этого хочет. Но даже в состоянии глубокого гипноза никогда не удаётся внушить человеку производить действия, которые могут нанести ему вред. Загипнотизированный откажется совершить самоубийство или убийство. Тотал же отключал абсолютно все сдерживающие центры, даже и те, что связаны с самосохранением.
Окончательную формулу, определившую состав Тотала, Дэвид вывел за год до своего ухода на пенсию, и об этом никто не знал. Все были уверены, что работа была остановлена на полпути, хотя она уже и дала некоторые результаты по выведыванию секретов. Примечательно, что принцип получения главной формулы был основан на идее, которая пришла Дэвиду ещё в ранней молодости, когда он учился в университете. Критерием правильности формулы оказывалась её математическая красота, которая в то же время отражала пусть ещё не ведомую, но реальность. Красоту Дэвид создавал с помощью своего не подлежащего определению чутья. Однако критерием того, что красота эта отражала реальность, являлось следующее соображение.