Вдох-выдох. Изнемогающие тела. Звук, вырвавшийся из его горла, проник глубоко внутрь меня. Скотт приподнял меня за бедра, я обхватила его ногами, прижавшись к нему самым чувствительным местом, и, о боже, как это было прекрасно. Он пронес меня через огромную ванную и усадил на тумбу с раковиной. Я еще крепче обвила его ногами, когда он наклонился к одному из ящиков. Зашуршал пластик, упаковка разорвана, Скотт быстро натянул презерватив, и я снова притянула его к себе.
Скотт шептал мое имя, когда я снова обхватила его пальцами и направила к себе между ног. Когда он вошел в меня, мы застонали одновременно. И это было намного сильнее, чем только что. Я вцепилась в его плечи и откинулась назад, приподняла таз и почувствовала так полно, что это почти причиняло боль. Холодная сланцевая поверхность тумбы под моими ягодицами, ритмичные толчки между бедер. В какой-то момент мы оказались в постели, Скотт надо мной в этой огромной кровати перед окнами от пола до потолка и небом цвета заката. Темно-серое белье, кончики пальцев на потных телах. Мои стенания, его стоны, мое имя на его губах и жар, взрывающийся между ног, когда он входил в меня и двигался так быстро и сильно, что я не могла дышать.
Я никогда не испытывала ничего подобного, и это было невыносимо. Невыносимо много, красиво и яростно, последний рывок в меня, и умоляющий стон с его именем, и я выгибаю спину. К нему, ближе, глубже, пока моя дрожь не стала его.
Во мне было достаточно жара, но я хотела его еще ближе. Скотт вышел из меня, облокотился на матрас рядом с моим лицом и поцеловал. Я не хотела, чтобы он вставал для того, чтобы выбросить презерватив, но ничего не могла сказать. Мне не хотелось закрывать глаза, пока он не вернется, но мои веки были слишком тяжелыми. Тьма окутала меня, но я ничего не могла поделать и просто уснула. Все мое тело было тяжелым, мягким, и все же я чувствовала, что парю.
Я на секунду открыла глаза, когда чьи-то руки скользнули мне под голову и плечи. Скотт притянул меня к себе, его тело пылало так же сильно, как и мое, но это было идеально. Когда я щекой упала ему на грудь и он накрыл нас одеялом, я почувствовала себя в полной безопасности.
Когда я проснулась, Скотта уже не было. Одеяло сползло ниже талии, я продрогла и натянула его повыше. Повернув голову, несколько раз открыла-закрыла глаза, чтобы разогнать сон. В спальне было темно, но я могла разглядеть очертания мебели.
Голова тяжелая, в горле пересохло. Я понятия не имела, который час. Где мой телефон? Наверное, где-то в одежде, но она осталась в ванной. Я села в кровати и почувствовала себя местами истертой до ссадин, но это не было неприятно. Скорее напоминало мне о том, как несколько часов назад Скотт вышиб из меня последние проблески здравомыслия.
Боже, я действительно с ним переспала, и это оказалось намного лучше всех версий «Притворяясь», которые я когда-либо сочиняла. У меня скрутило желудок. Ведь Скотт совершенно не догадывался об этом. Что я трусиха и лгунья. Фанатка, с которой он ни за что бы не стал связываться.
Я чувствовала себя разбитой, мне захотелось снова лечь и заснуть, но я не могла. Мысли об Элен Мансутти преследовали меня. И о Скотте, который целовал меня на Куорри-Рок. Это просто невыносимо. Надо что-то сделать, и я знала что. Я знала, зачем подписала издательский договор после последней поездки к родителям, но до сих пор не отправила его в Нью-Йорк. Знала, что одна часть меня отчаянно сопротивляется этому, но когда я думала о маме и папе, об их сдержанных выражениях на лицах, когда они рассказывали о нехватке денег… Эта сделка с издательством могла помочь родителям покрыть долги, но я знала, что это навредит Скотту. Даже больше. Я потеряю его доверие, я знала это. В этот момент я впервые почувствовала настоящее отчаяние.
Я встала с постели и накинула одеяло на плечи. На комоде лежала какая-то футболка. По всей видимости, ее уже надевали, но, кажется, это именно то, что мне нужно. Чувствовать теплый запах Скотта и мягкую ткань на онемевшей коже. Футболка прикрывала попу, но я все равно укуталась в одеяло, когда вышла из спальни. Я огляделась в темном коридоре, но нигде не было света. Вдруг я услышала тихую мелодию. Ноги сами понесли меня, шаг за шагом. Голыми ступнями по гладкому паркету, по лестничному пролету и по теплому полу гостиной. Скотт не включил лампу. Сквозь стеклянный фасад пробивалось лишь слабое голубое свечение бассейна. Скотт сидел за черным роялем, я остановилась.
Он не заметил, как я вошла, потому что глаза его были закрыты. Пальцы скользили по белым и черным клавишам, как вчера по моему телу. Звуки парили в воздухе. Это была темная и медленная мелодия. С частым нажатием педали и клавиш на левой стороне рояля. Аккорды, от которых мурашки бежали по коже, и медленно нарастающая жидкая печаль. Она шла волнами и заполняла все пространство. Скотт играл так, словно находился в трансе. Это мелодия трогала что-то внутри меня. Глубокая и тяжелая, с горьковатым привкусом на языке. Горечь и жажда. Я давно ничего подобного не слышала.