Что, если мы поверим

Я листала новости, одна мерзее другой. Может, не о чем было больше писать, но, так или иначе, казалось, что вся пресса накинулась на историю Скотта. Между тем адвокаты «Наско» смогли сделать так, чтобы статьи и фотоматериалы со мной больше не всплывали, благодаря чему я могла чувствовать себя в безопасности. Я радовалась, что в соцсетях практически не осталось моих фотографий и пресса не могла до меня дотянуться. Однако оставался страх, что Садия и Флинт, которые видели эти фото, могут меня засветить, и все же я не осмеливалась говорить с ними об этом. Мне нужно было объясниться с ними, но я хотела сделать это с ясной головой. В то же время мне не давала покоя мысль о том, что они знали о сотрудничестве «Магнолии» с Джен, хоть я и не чувствовала себя вправе осуждать их за это. Во всяком случае, не после того, как сама скрыла от них такие факты.

В соцсетях фанаты выдвигали теории одна бредовее другой. Я то и дело читала комментарии, которые ссылались на «Притворяясь». Почитав их, я переключилась на ваттпад.

Я уже давно хотела так сделать, но теперь мне это показалось правильным. «Притворяясь» за последнюю неделю набрал столько же кликов, сколько за последние полгода. Понятно почему, но продолжения я не хотела. Мне до сих пор было стыдно за то, что я написала этот текст и что столь легкомысленно взялась за тему, о которой так мало знала. Тема, которой наверняка теперь воспользовалась Джен в своем тексте. Меня бы не удивило, если бы Элен Мансутти посоветовала ей так поступить. От этой женщины я ждала чего угодно, и существование книги о Скотте, раскрывающей самые темные стороны его жизни, причиняло мне боль.

Я до сих пор сожалела о том, что писала «Притворяясь», не задумываясь о возможных последствиях. Депрессии и самоубийство – это не то, что следует использовать для создания зловещих клиффхэнгеров и шокирующего эффекта. Господи, да я даже не снабдила текст предупреждением о триггерах. Но я понятия не имела, что такое вообще есть, однако незнание не освобождает от вины. Не сейчас, когда я поняла, что натворила. Я не хотела быть автором истории, романтизирующей попытку суицида. Не только потому, что эту попытку совершил человек, который стал для меня родным. Еще и потому, что я слишком хорошо осознавала степень своей ответственности.

Удалить историю

Я выбрала эту опцию, после чего всплыло окно.

Вы уверены, что хотите окончательно удалить историю?

Нажимая на иконку, я ничуть не сомневалась, никакого внутреннего сопротивления.

Ярко-оранжевая иконка.

Да, я хочу удалить.

Дальше было так.

Привет, hoplybooks! У тебя пока нет историй.

Я отложила телефон, упала на кровать и закрыла глаза.

Я улыбалась.

* * *

Скотт

Я задержусь.

Мы еще в студии.

Хочешь, заходи, и мы сходим вместе поужинать?

* * *

– Фак, это было хреново. Можно еще раз?

– Пиши сколько угодно раз, – сказал Тони, отпустил кнопку рядом с маленьким микрофоном и снова откинулся на спинку стула, пока звукорежиссер заново включал трек.

– Пожалуйста!

Я не понимала, как Скотт так быстро смог написать песню. Но я чувствовала, что она была настоящей. Что это было как раньше, только честнее. Это был не Скотт из «Притворяясь», это был Скотт из реальной жизни. Я поняла это, когда увидела, как он за стеклом кабинки звукозаписи взялся руками за наушники, закрыв при этом глаза и двигаясь под музыку. Я поняла это, когда по моей коже поползли мурашки еще до того, как Скотт вступил.

Я затаила дыхание, когда он приблизился к микрофону. Когда зазвучал его голос, напоминавший, как и в первый раз, соленую карамель. Но что-то было иначе. Я услышала это сразу, войдя в студию, когда они проигрывали новый трек. Эту сине-фиолетовую песню, песню настоящего Скотта. Я это почувствовала, когда Скотт меня поцеловал и опять ушел в кабинку. Я это почувствовала, когда он стоял над пультом рядом с Тони и звукорежиссером и слушал первые такты. Помотал головой. Нет, еще раз. Пока не звучит по-настоящему. Надо еще раз.

Преувеличивай, делай только для себя. Как будто тебя никто не слышит. Скотт кивнул и продолжил.

Я почувствовала, что этот дубль ему понравится. В нем все получилось. В конце первого бриджа голос практически сорвался, но только на мгновение, на долю секунды, чтобы зазвучать с новой силой. В течение этих трех с половиной минут мои руки были покрыты гусиной кожей. Тони сидел рядом, прижав перекрещенные и побелевшие от напряжения пальцы ко рту и затаив дыхание. Не помню, в каком месте песни я заплакала. Возможно, там же, где и Скотт. Он пел с закрытыми глазами, но по голосу было слышно, и это тронуло меня до глубины души.