– Я действительно сожалею. Я бы никогда… Понимаю, что вы уже много сил потратили на этот проект. Мне жаль вас огорчать. Но уверена, найдется кто-то другой, который вам подойдет.
– Мисс Маккензи, – холодно произнесла она. – Вы полагаете, что я все яйца кладу в одну корзину? Вы не единственный автор, так что не беспокойтесь, мы найдем кого-нибудь еще.
Мои пальцы заледенели.
– А, ну тогда… все хорошо.
– Да, все чудесно, мисс Маккензи. Абсолютно чудесно. Спасибо за письмо. Может, когда-нибудь еще пересечемся, мир тесен.
Не могу сказать с уверенностью, возможно, я все придумала, но мне показалось, что прозвучало это как угроза.
– В любом случае желаю вам всего доброго.
– Да, я вам тоже, – ответила я, и на том конце положили трубку.
Я сидела.
Меня трясло, и я отменила сделку по изданию книги.
Я встала, спустила воду.
Вытерла руки, сняла макияж, почистила зубы.
Я открыла дверь, погасила свет, Скотт все еще спал.
Он спал, пока я снимала свой комбинезон и переодевалась в одну из его футболок. Не проходило ощущение предательства.
Он спал, пока я с телефоном в руках пробралась к нему под одеяло. Спал и не шелохнулся, пока я шерстила заголовки социальных сетей и желтую прессу. Спал, когда я ничего не нашла и отложила наконец телефон.
Скотт хотел расстаться с жизнью, а я обнародовала подробности. О нем, его чувствах – обо всем, что его касалось.
Да. Я закрыла глаза.
Все было в порядке.
Я повторяла и повторяла это себе.
Но когда ранним утром мне удалось уснуть рядом со Скоттом, я по-прежнему ощущала, что предала его.
Глава 28
По просьбе Скотта Тони зарезервировал для нас ранний рейс из Лос-Анджелеса в Ванкувер. Тони достаточно хорошо знал Скотта, поэтому сделал это без лишних расспросов. Мне смертельно хотелось спать, Скотт хотя бы на несколько часов забылся беспокойным сном рядом со мной, а я чувствовала себя так, будто вовсе не сомкнула глаз. Я думала одновременно обо всем и ни о чем. «Притворяясь», «Магнолия», гала-вечеринка, паническая атака Скотта и то, о чем он рассказал мне потом. Так много всего. Слишком много, мозги буквально кипят. Резь в глазах, грохот от рева турбин самолета, гул голосов, музыка и смех. Мне казалось, что меня не было на той вечеринке. И, возможно, я не летела сейчас первым классом вместе с одним из самых успешных музыкантов-современников, а просто валялась дома на диване в пижаме.
Но нет. Я сидела в кресле самолета, переплетя пальцы с пальцами Скотта. Наши руки покоились у меня на коленях, я сидела у окна и смотрела, как Лос-Анджелес исчезал под облаками.
Когда мы набрали высоту, я заказала себе кофе. Черный, крепкий, он был ужасно горьким, но я, давясь, в несколько приемов заглотила содержимое чашки.
Мы не разговаривали. Все три часа, пока самолет летел вдоль западного побережья, мы молчали. Только рев турбин в голове. И пальцы Скотта, гладившие мою руку. Я уронила голову, и он подложил мне под щеку свою ладонь. Я не заметила, как задремала. И потому вздрогнула.
– Постарайся поспать, – сказал он тихо. Он провел кончиками пальцев по моему лицу, глаза слипались. Но мне нельзя было засыпать.
– Я в порядке, – сказала я твердым голосом. Скотт не ответил, но я знала, что он не поверил.
Он все еще был бледен, под глазами залегли глубокие тени. Он выглядел совершенно измотанным, но все равно красивым. Я закрыла глаза, когда он наклонился и губами коснулся моих губ. Это был мягкий поцелуй «спасибо-что-ты-рядом». Такой, после которого мы застывали, соприкоснувшись лбами. Меня сморило, и я опустила голову ему на плечо.
В начале первого мы приземлились в Ванкувере. Когда выходили из самолета, холодный воздух ударил мне в лицо, словно пощечина, и по дороге в город я слегка пришла в себя.
То, насколько велико было мое напряжение, я поняла, лишь оказавшись в доме Скотта, когда меня стало постепенно отпускать. Меня знобило после бессонной ночи, а в животе начинало ныть, как только я бросала взгляд в сторону Скотта. Казалось, жизнь существует где-то там, на расстоянии световых лет, но здесь время для меня остановилось. Облачное декабрьское небо, новые, еще закрученные листики моих отростков возле окон, и я не знала, о чем говорить.
– Хочешь принять душ? – спросил Скотт. Я не ответила, он повернулся ко мне, а я заплакала, стоя перед ним там, в гостиной.
– Что такое? – Он подошел. – Хоуп?
Я закрыла глаза и замотала головой.
– Эй… – Он взял меня за плечо. – Что случилось?
– Ничего, я… Такой идиотизм, я не имею право вести себя так, после всего, что ты…
– Эй, – повторил он. На этот раз его голос прозвучал по-другому. – Хоуп. Посмотри на меня.
Я повиновалась, и мне было неприятно. Неприятно, что я ревела, будто речь тут шла обо мне.
– Все хорошо. Много чего навалилось. Может… – Он помедлил, на мгновение потупил взгляд, потом опять посмотрел на меня. – Может, и не надо было тебе рассказывать. Прости.