Чрезвычайные обстоятельства

Конечно, это тоже дело – маленькое детское дело в очень незатейливой карточной игре – сдаться парню и уйти с ним в Пакистан: пусть этот орангутанг получит свои калдары, Скляренко расскажет все, что знает, и ему предоставят свободу, отпустят – он уйдет в Штаты, во Францию: куда будет удобнее уйти, туда и уйдет. Но где гарантия, что его не будут мучать, не отстригут ему уши для предъявления душманскому кассиру?

Раньше у шурави отрубали руки и предъявляли их в кассу – по рукам душки и получали свой гонорар, но руки быстро портились, гнили, воняли, и вражья бухгалтерия перевела счет на уши. Уши можно засушить, как бабочек.

– Сука! – прохрипел Скляренко, повел пистолетом вверх, требуя, чтобы орангутанг поднял руки.

Вместо этого орангутанг показал чистые крупные зубы – это был полуоскал-полуулыбка и Скляренко понял, что орангутанг вообще может сожрать его, глотку сжал немой ужас. Скляренко отступил назад, снова ткнул пистолетом в сторону обезьяны:

– Р-руки, сволочь! – и почти в полубреду отметил, что душман не собирается поднимать руки, он скорее выбьет пистолет у Скляренко, подомнет его, навалится вонючей мускулистой копной – от этого парня пахнет, сильно пахнет мочой, калом, застрявшей между зубами пищей, как вообще здорово пахнет от этого темного недоброго двора, где могут выстрелить либо метнуть нож – тьфу!

У афганцев есть хитрые ножи – чарикарские, которые рубят сталь, с мудрыми изречениями, выжженными на лезвиях, ножи-пистолеты, что лезвие выстреливают, словно пулю, и за пятнадцать метров снимают человека, есть вообще подлые поделки, очень, кстати, простенькие – в медную трубку вставлены пружинка, дно залито свинцом, сбоку вмонтирована кнопочка – вот и все изделие. Пяточка пружины отжимается, запирается кнопкой, сверху вкладывается сапожная иголка.

Если человека надо убрать, то нажим пальца на кнопку решает все проблемы – пружина выбивает иголку наружу с ошеломляющей скоростью – она идет со свистом, человека пробивает насквозь, словно брус сливочного масла.

И крови, главное, нигде нет, и следов удара нет, а человек валяется на земле, хрипит, корчится, и никому не понятно, что произошло – ни выстрела не было, ни взрыва.

Парень сделал еще несколько крохотных шажков, приближаясь к Скляренко – со стороны это было почти незаметно, просто ноги под длинной рубахой вздрогнули, переступили сами по себе – им было тяжело держать плотное мускулистое тело, рот парня оскалился еще сильнее, и подполковнику показалось, что из него сейчас выплеснется звериный рык. Надо было уходить – орангутанг не боялся русского, а русский не мог в него стрелять. Если выстрелит – обрежет себе все концы по афганской части, ни о каком Пакистане тогда уже не будет речи.

Он бы и душманам мог бы здорово пригодиться. Мог бы поделиться тем, что знает, мог бы преподавать у них в лагерях. Тактику, оружейное дело, знакомил бы с советскими документами, с уставами, с картами.

Потыкав себя в грудь, Скляренко понизил голос:

– Пакистан! Я хочу в Пакистан, понятно тебе, обезьяна? Мне надо в Пакистан! Надо!

– Ноу Пакистан, – парень вновь подвинулся к подполковнику; вот-вот, и он уже выкинет перед собою руки, цепко окольцует пальцами шею, и тогда Скляренко придется стрелять, а стрелять ему нельзя. Если выстрелит, то за ним сразу потянется хвост. Скляренко с ненавистью глянул в тупую темную рожу парня – если было бы можно, с удовольствием харкнул бы в нее, а потом бы приложил к плевку ботинок, как печать, внутри у него что-то сыро булькнуло, поднялось, душный клуб ненависти подкатил к горлу и Скляренко задом втиснулся в темный проходной коридорчик дукана, страхуя себе отступление пистолетом.

Напрасно он не взял с собою автомат, к автомату отношение куда более почтительное, чем к пистолету.

Попытка внедриться в чужой лагерь, найти щелку, утечь не удалась – Скляренко ни с чем вернулся в пенальчик. Тяжело дыша, швырнул пистолет в стол, рядом бросил обоймы. Невидяще глянув на коробку с патронами, пошевелил губами, что-то соображая, перенесся из потустороннего пространства в эту темную душную комнату, понял, почему он смотрит на коробку с патронами. Надо будет взять у ребят три-четыре пустых пистолетных магазина и зарядить их; патроны в коробке – это не патроны, а обычные семечки, тыквенная россыпь, подсолнухи, в ствол пистолета патроны по одному не вставишь.

Глянул на часы – хоть и находило на него помутнение, а во времени он не переставал ориентироваться, ему надо было точно знать, где в какую минуту он находится, предугадывать события кожей, душой ощущать беду либо удачу, и готовиться – к удаче, как и к беде, надо одинаково быть готовым, – отсутствовал он два часа.