всегда таит в себе мрачность, как и у многих художников, комизм его питается, в частности, меланхолией и склонностью к крайне мрачным настроениям.
Однако основные усилия Чосера в этот период были направлены на другую поэму.
Успех “Троила и Хризеиды”, по-видимому, позволил ему решиться на новое масштабное
полотно, написанное, впрочем, совершенно в иной манере, – “Легенду о Добрых женах”.
Эта куртуазная поэма посвящена королеве Анне и, возможно, создана по ее заказу.
Тема произведения – воспеть женщин, погибших от любви или преданных любовью, в
центре – судьбы Дидоны, Филомелы и Клеопатры среди прочих скорбных биографий жертв
любовной страсти. Во сне Чосеру являются бог и богиня любви; бог пеняет ему за описание
любовных несчастий, богиня же поручает ему создание надгробного плача по страдалицам, покинутым возлюбленными или погибшим от любви. Чосер вновь переиначивает старые и
всем известные истории, приспосабливая их для своих современников. Уже одно это
связывает “Легенду” с куртуазной поэзией, для которой подобный сюжет был material prima16. “Легенда” во всех отношениях являлась поэмой заказной. Точно такой же заказ
16 Первостепенен
выполнил и Джон Гауэр своим “Confessio Amantis”17, в которой любовные истории взяты в
изящное обрамление, – описание встречи поэта с богом и богиней любви. В поэме Гауэр
даже упоминает обстоятельства полученного заказа: поручение поэту дал Ричард II, когда
они вместе с ним плыли по Темзе: “…призвав на свой корабль, дал мне заданье это”. Такое
совпадение по времени и смыслу произведений, задуманных крупнейшими поэтами эпохи, не случайно и указывает на несомненность заказа. В “Исповеди влюбленного” Джон Гауэр
передает к тому же и послание Чосеру от богини любви: Приветствуй Чосера, когда случится встретить,
Он ученик мой и любимый мой поэт.
То есть между двумя поэмами, на одну и ту же тему наблюдается как бы искусная
игровая перекличка. Намеренный выбор Гауэром для своей “Confessio” английского языка
также изобличает влияние на него Чосера – впервые он издает большое произведение на
местном наречии (используя к тому же восьмисложную строфу чосеровского “Храма
Славы”), на что Гауэра явно толкнул пример Чосера и его значительный успех. Включенные
Чосером в поэму легенды были, по-видимому, сокращены для устного чтения, а текст
содержит ряд отсылок к придворным играм и ритуалам. Таковым, к примеру, является
чудесный панегирис маргаритке – культ этого цветка при дворе был заимствован из
Франции. Уже высказывалась догадка, что “ladyes nyntene”, девятнадцать дам, составляющих свиту богини любви, – это кавалерствующие дамы, удостоенные ордена
Подвязки ко времени создания поэмы. Об устном предназначении поэмы говорит и
своеобразие ее юмора, как нельзя лучше подходящего для устного воспроизведения: Как учит вас изложенный пример,
В любви нет места вере,
Верьте только мне.
Намек на декламацию поэмы можно усмотреть и в одном из шутливых авторских
отступлений:
И если в зале сем коварству место есть,
То и коварные любовники найдутся.
В общем, текст поэмы дает нам твердые основания считать Чосера любимым поэтом
королевского дома.
Точная дата создания поэмы неизвестна, но косвенные свидетельства указывают на
время между написанием “Троила и Хризеиды” и “Кентерберийских рассказов”.
Идеей поэмы Чосер словно бы намеревается искупить грех описания неверности
Хризеиды в более ранней его поэме. “Кентерберийские рассказы” предвосхищены здесь
использованием десятисложного куплета, которым Чосер манипулирует с уверенностью и
изяществом, которые являлись потом недосягаемым образцом для поколений английских
поэтов; форма эта идеально подходит как для передачи энергичной разговорной речи, так и
для воспроизведения прихотливой ритмики внутренних монологов. Соединение многих
разнородных легенд под рубрикой единой темы также является доказательством врожденной
склонности Чосера к многоголосью и разнообразию, лежащей в основе его творческой
манеры. Как и “Кентерберийские рассказы”, содержащие множество повествований от
разных лиц, так и “Легенда о Добрых женах” есть сборник, объединяющий самый
разнообразный материал – от мифа о Филомеле до более чувственной и сладострастной
17 ‘‘Исповедь влюбленного”
истории Клеопатры. Все они заключены в единую рамку: старые истории в новом
обрамлении, что изобличает сходство с другими артефактами того же периода, такими как
Евангелия, привычный текст которых вновь и вновь воспроизводили и иллюстрировали
средневековые писцы. К тому же Чосера, видимо, увлекала возможность впутать в сюжет
новые детали и, дав новые подробности внутри единой сети, сделать нечто, сходное со
старинным англосаксонским плетением. Разнообразны здесь не только сюжеты легенд, но и
детали, и частности – возвышенный плач вдруг прерывается непосредственным обращением: Ты проиграл, Ясон! Погибель ждет тебя.
А в скрупулезно соблюдаемую последовательность рассказа вклинивается отступление
– досадливый отзыв о предшественниках:
А тот, кто хочет знать о спутниках его,
Пусть обратится к скучным Аргонавтам18.