– Нет, ты не понял, – заторопился Митя. – Машину он тоже с собой заберет. Ее надо вернуть в Литву.
– Да, – подтвердил наш жених.
– Ну… Мы тогда самолетом. Или поездом.
– Там паспорт нужен, Толя. Без паспорта тебе билет никто не продаст.
– Опа, – сказал я. – Испанская вилка.
Митя хмыкнул.
– Ну, а я о чем говорю.
Я почесал репу.
– А давай знаешь как сделаем… Он пусть летит к невесте, мы гоним на тачке, во Франкфурте ее бросаем, а он потом прилетает и забирает ее. Ну? И волки сыты, и овцы в теме.
Я посмотрел на водилу.
– Годится?
Он подумал чутка и потом кивнул.
– Хорошо. Это дополнительные расходы, но, кажется, так будет лучше.
Усевшись в машину, Митя остыл не сразу. У него это постепенный процесс.
– Может, не выплачивать ему последнюю сумму? – вздохнул он, когда мы выезжали из города на автобан. – Он же контракт нарушил.
Я смотрел на дорогу перед собой, на ветряки, на поля. Погода стояла отличная.
– Толя?
– Слушай, хорош. У парня важный момент в жизни. Накинь ему сверху еще пару штук.
– Пару штук? За что?
– Подарок на свадьбу от оккупантов… Ты глянь на эти ветряки – чистая реклама «Мерседеса».
Митя засмеялся.
Потом каждый из нас был занят своим делом. Митя говорил про покойного немца, заскочившего к нам на сцену, про концерт в «Олимпийском», еще про что-то, а я вполуха слушал его и думал о своем. Из головы не шел почему-то литовец и его завтрашняя свадьба. Я вспоминал наше с Юлей венчание, голоса певчих и свою опаску, что у меня свеча вдруг погаснет. Батюшка тогда, кажется, уловил этот мой страх. Я в какой-то момент отчетливо увидел у него в глазах: «Не бойся». И стало нормально.
– …а он из больницы свалил, – не умолкал Митя. – Выдрал все трубки из вен и пошел бухать. Потом на концерте у нас оказался. Реально – живой труп, классика…
Юля тогда тоже нервничала. Подрагивала, как тот огонек у меня в руке. Но ей все к лицу. Она от волнения еще красивей. Свечи, иконы, в дальнем углу полутьма, и мы такие стоим – застигнутые кем-то врасплох. Кем-то очень важным.
– …это реально впервые! – Митя уже подзавелся, судя по голосу. – Сцена на триста шестьдесят градусов. А народу знаешь сколько?
– Сколько? – Я вернулся в реальность.
– Тридцать пять тысяч! Толя, ты гигант. В «Олимпийском» столько еще никто не собирал. А для рэпа это вообще прорыв. Это бомба! Впервые в истории!
Дальше он стал рассказывать о недавнем концерте Шевчука в том же «Олимпийском», на который пришло двадцать тысяч человек, а я продолжал думать про Юлю. Надо было срочно возвращаться в Москву. Я знал, что своей задержкой в Германии напряг ее выше всякой меры. Да и сам сильно соскучился. Малые в своих эсэмэсках продолжали троллить меня «Папа-вацап». На эту тему в голове даже начал складываться рэпчик.
– …но с логистикой у них получилась беда. Люди заходили по четыре, по пять часов.
– Так у нас народу придет почти в два раза больше. Девять часов, что ли, будут заходить?
– Толя, уже все придумали. – Митя заторопился, обрадовавшись, что я его слушаю. – Используем пожарные ворота в качестве входов. Те, кто идет на танцпол, через фойе не проходят. Следовательно, не смешиваются с теми, у кого сидячие места. Избегаем давки. Снаружи у пожарных ворот выставляем высокие заграждения и организуем входные группы – рамки, досмотр, все дела. Предварительно выведем на учения весь состав КРС. Это примерно человек двести.
– КРС? – переспросил я. – Карательно-розыскная система?
– Контрольно-распределительная служба. Они будут направлять потоки людей. На учениях отработаем с ними все возможные ситуации.
Тут я оживился:
– Учения – это тема. Я помню, в музыкалку когда ходил, у нас директриса, Фаина Иннокентьевна, проводила учения.
– В музыкалке-то на фига?
– Мы в Москву на какой-то отчетный концерт собирались. Так вот, она боялась, что мы в метро затупим, не успеем все войти или выйти на нужной станции.
Народу-то до херища, и народ весь маленький. В Москве до этого не все были. Бздели чутка.
– И что она делала?
– О! Фаина Иннокентьевна – гений тактической мысли. Расчертила в актовом зале пол – где край платформы, где входы в вагон, где что – и давай нас драконить с секундомером в руках. Специальный пацан орал:
«Станция Площадь Революции!» – и мы все такие выметались из этого вагона. У каждой двери по семь человек. Если кто не успевал три раза подряд или еще чего-нибудь путал, в Москву не ехал. Стрёмно, кстати, было халяву такую пропустить. Я выскакивал как кабанчик.
Еще человека три по дороге с собой выносил. Падали, ржали, но в зачет входили стабильно.
Митя разулыбался:
– Прикольно. Только на «Площади Революции» движуха была? Другие станции называл этот пацан?
– Нет, только там. Фаина Иннокентьевна за революцию реально топила. Если б ты знал, сколько я выучил песен времен Гражданской войны. Так что учения – это серьезно. Давай готовься, братан. Фартук тебе сошьем.
– Фартук? – Митя насторожился, почуяв подвох.
– Ну да. Сам тебе сварганю. Крепкий, надежный. Чтоб слюна на грудь не летела, когда команды будешь отдавать. У тебя футболки брендовые, дорогие, жалко будет заляпать.