– Ты держись, малой. Но, главное, про мать думай. А то знаешь… Всякое ведь бывает.
Через день Клей завез толстый конверт.
– Вот здесь адрес написан. Зайдешь, передашь на следующей неделе. Я сам не могу. Там по-любому пасут. Отдашь Анастасии Федотовне. Понял?
– Понял, чо непонятного.
Он крепко потянул меня за футболку.
– Только Анастасии Федотовне! Если ее не будет, через других не передавай. Просто уходишь, потом через неделю еще придешь.
– Да понял я. Отпусти. Шею больно.
В конверте были деньги. Прилично так бабок. Нам с Вадиком даже дербанить этот конверт не пришлось. Они и так прощупывались легко.
После этого Клей больше не приходил. Ни за стволы, ни за наркотики никто не спрашивал. Я спокойно доделывал трек, Майка болталась по универу, приводила каких-то типов из абитуры, они чо-то ржали у окна, мы с Вадиком бахались на халяву – жизнь вошла в свою колею и, в общем, наладилась. Даже про юбилей серьезного человека никто больше не напоминал. Тишина.
Потом выяснилось, что спонсоры наши затаились не просто так. У них вышли непонятки за какой-то большой завод с краснодарскими. Те считали его своим, а наши попытались отжать. Завод был не в Краснодарском крае, а в Ростовской области, и с берегов Дона ситуация показалась несправедливой. По итогу они все здорово постреляли друг дружку, и до нас уже никому не было дела. Все, что произошло за последнюю неделю – сумка со стволами, пакет с товаром, наш впузораненный, странная перемена в поведении Клея, его разговоры о матери и, в конце концов, его исчезновение, – все это были отзвуки больших разборок между нашими и кубанцами. Краснодарские оказались более живучими и злыми, ростовские прилегли на дно. Однако я узнал об этом позже. Гораздо позже. А тогда все просто затихло.
Мои личные тучи начали сгущаться, когда вдруг пропал товар. Не чуток кто-то отсыпал, а весь пакет ушел – будто его и не было.
– Чо за хуйня? – сказал Вадик.
И я не мог с ним не согласиться.
Мы хотели задать этот же вопрос Майке, но ее нигде не было – ни в студии, ни в универе, ни дома. Я решил, что она замутила с кем-то из своих типочков, которые любили поржать. Где искать их, а главное, зачем – на фоне нашей эпической потери меня уже совершенно не волновало. Надо было срочно что-то решать. Впереди маячил жесткий кумар.
– Может, сами переломаемся? – предложил Вадик. – Я в прошлый раз вроде по-легкому прошел.
– А я по-тяжелому. Надо двигать к барыгам. У нас после аренды за студию что-нибудь осталось?
Вадик открыл ящик стола, где лежали деньги, но спонсорскую «котлету» мы давно подъели.
– Значит, Анастасия Федотовна получит свой конверт позже, – сказал я, глядя в пустой ящик.
– Толян, ты уверен? Клей – жесткий чувак.
– У нас у всех мамки. И лучше всего они умеют ждать.
Я не стал больше ничего говорить Вадосу, но дело было не только в кумаре. Вернее, не в том, что я так уж ссал переламываться сам на сам. Работа над треком подходила к концу, и я чувствовал, что это будет разрыв. Ничего даже близко к этой вещи мы до сих пор не делали. С таким треком, я знал теперь это наверняка, мы порвем стадионы. Народ ждал этот кач. Остановиться сейчас, когда не хватало всего пары дней, заблевать студию, исходить на говно, корчиться как последняя мразь, сутками мечтая о дозе, – это было бы полным и окончательным пиздецом. До выступления во Дворце спорта оставалось всего несколько дней. Надо было закончить трек и потом уже спокойно кумарить.
Так что Анастасия Федотовна своего конверта пока не дождалась.
Впрочем, это «пока» продлилось минут пятнадцать. Стоило мне выйти за вахту университета, и оно закончилось навсегда. Какие-то типы, маячившие у красной «восьмерки», увидев меня, оживились, и уже в следующую секунду я сидел у них в тачке. Приняли они меня так жестко, что менты, которые недавно отвесили мне добрых люлей, на их фоне показались просто сердитыми воспитателями из детского сада. Интересно, что у входа в универ толпилось человек тридцать, и никто из них слова не сказал. По ходу, всех волновали только оценки за экзамен.
Пока я очухивался на заднем сиденье, чьи-то ловкие руки обшмонали меня с головы до ног.
– Сколько здесь? – поинтересовался у меня пожилой дядя, сидевший на переднем сиденье рядом с водителем, открывая конверт Анастасии Федотовны.
– Не знаю, – выдавил я и тут же получил в бочину короткий, но мощный удар справа.
С обеих сторон от меня сидели крепкие молчаливые парни. От того, что мне врезал, хорошо так несло чесноком.
– Неважно, – отрезал пожилой. – Все равно уже не твои. Лучше скажи, где Клей?
– В канцтоварах, наверное, – успел выдохнуть я до следующего удара по ребрам.
– Он тебе так все кости сломает, – предупредил меня пожилой.
– Я не знаю, где Клей. Давно не заходил.
Пожилой повернулся ко мне всем телом, посмотрел внимательно и потом кивнул.
– Хорошо, я поверю. Скажи тогда, что у вас там внутри?
Он показал кривым пальцем на университет.
– Студия.
– Какая студия?
– Звукозаписывающая.
Видно было, что мой ответ его удивил.
– Зачем?
– К юбилею готовимся.
– Поясни за слова.