Чистый кайф

И стали мы кумарить с Майкой вдвоем. В одно ведерко поблевываем, одного света белого не видим. Нормально так. Во мне сил даже на злобу не осталось. Про Клея ни разу не вспомнил. Ну, забрал – и забрал. Его дело.

Средневековые инквизиторы, конечно, были лохи. Какой там «испанский сапог»?! Какая «железная дева»? Если человек в убеждении, похуй ему, что его гвоздями хуячат. Не в кайф – это ясно, но по большому счету он знал, на что шел. И главное – он в полных понятках. Он в курсе, почему терпит. Он верит в эту свою хуйню. И тут вы его хоть на части режьте. А вот подсадили бы еретика на герыч – и все. Никаких костров, никаких пыток не нужно. От убеждений ничего не останется. Само место, где в нем живет вера, исчезнет. Стирается это место. За дозу он вам не только в святую инквизицию – он в святую жопу поверит. В святой кусок говна. Просто обозначьте – во что ему верить. За дозу.

Короче, я думал – сдохну.

Майке тоже было не лучше, но однажды она куда-то пропала. Я на кухню – ее нет. Через час добрался до родительской спальни – тоже никого. Блеванул там горестно и двинул в сторону ванной. Не дошел. Пока полз, она сама появилась. Лицо разбито, но улыбается. Показывает мне кулак. Я смотрю на него и думаю – хорошо кому-то досталось. Костяшки сбиты, все в ссадинах, как будто она по стене лупила. Майка разжимает кулак, а там, сука, – чек.

Она мне его принесла.

Не скажу, что пытался отказываться. Не скажу, что поделился. Все себе двинул. Вкатил в вену вместе с благодарностью и чувством вины. Мощный коктейль. Хотя, вру. Не было ни вины, ни благодарности. Был только приход. И Майкино разбитое лицо уплывало куда-то вбок.

Дня через три нас нашел Клей. Он, по ходу, мог найти меня где угодно. Я еще немного кумарил, поэтому понял его не сразу. Дошло, когда он несколько раз мне повторил:

– Мечта у тебя какая? Эй, малой! Есть у тебя мечта?

Я говорю:

– Ты ебнулся, что ли, дружище? Какая, на хер, мечта. Мне бы дристать пореже.

Клей объяснил, что его начальство навело обо мне справки, послушало мои треки, и, в общем, я им приглянулся. Зацепило серьезных людей.

– За жизнь поешь. Велели спросить, какая у тебя мечта.

– Блядь, ты что, золотая рыбка?

– Ну, типа того.

– Тогда хочу тысячу чеков.

– Нет, кроме этого.

– Кроме этого пошел на хуй.

– Я тебя склею. – Он поднес мне к носу убедительный такой кулак. – Чуешь, чем пахнет?

– Селедкой.

– Больничкой пахнет, малой. Уложу сразу на пару недель.

– Про мечту сказать можно?

– Давай.

– У меня деда менты закрыли. Вытащить сможете?

За Тагира я решил не просить. Его я все еще мог спасти явкой с повинной.

– За что закрыли?

– Пришел в райотдел и отпиздил двух мусоров.

Клей восхитился:

– Боевой дед. Конечно, поможем. Всё?

Я подумал немного и сказал:

– Еще хочу студию. Настоящую. Со всем фаршем – с аппаратурой, с компами, и чтобы микрофоны были просто пиздец.

На следующий день Клей пришел с «котлетой» денег. Бабки были мятые, коцаные, перепачканные. Видимо, прямо с рынка. Но много.

– Сколько здесь?

– До хуя. На любую студию хватит. Потом будет к тебе еще особое пожелание насчет репертуара.

– Я блатняк не пою.

– Да знаем мы, чо ты поешь. Девка твоя где?

– За сигаретами вышла.

– Скажи ей, чтобы барыг больше не долбила. Еще раз такое случится, я ее сам порву. И вот что… Надо объяснять, что будет, если ты хоть копейку из этих бабок потратишь на наркоту?

– Нет.

– Молодец. Давай, короче, малой, арендуй студию. Чтобы к празднику у тебя все было по-четкому. Большие люди тебе доверяют.

Он толкнул ко мне лежащую на кухонном столе пухлую пачку разномастных купюр, поднялся с табурета и пошел к выходу.

– А дед? – спросил я его.

– Дома уже твой дед. Иди поздравляй с освобождением. Хули ты, вообще, тут сидишь? Перекумарил уже.

* * *

Но дома оказалась одна мама. Дед, вернувшись, как он сказал, «после отсидки», тут же умотал к своим товарищам по домино – надо было срочно изложить подробности героического приключения. Николаевна пошла с ним, чтобы дело не закончилось пьянкой. Отец был на службе. Брат – в универе на консультации.

– Толя? – Мама подняла на меня усталый взгляд, когда я вошел в комнату. – А ты где был?

– У друзей. Мы альбом писали. Я у Вадика ночевал.

– Папу из милиции отпустили.

– Я в курсе.

– Дело решили закрыть.

В голосе ее не слышно было никакой радости.

– Мам, ты чего? Еще что-то случилось?

– Нет… – Она отстраненно покачала головой. – Просто устала… Сейчас посижу и пойду на рынок. Вчера не весь йогурт продала. А сегодня с утра еще две коробки подвезли. Хозяин сказал – пока не продам, домой не уйду. На полчаса всего отпустил, чтобы с папой посидеть.

Она кивнула на чашки с недопитым чаем на столе и любимую вазочку Николаевны с баранками.