Чистый кайф

– Но, может, они дело закроют на твоего деда? Кто знает, какие у этих там подвязки.

Он мотнул головой в сторону трех «мерсов» у входа в бассейн.

– Вдруг они реально крутые.

К одному из «мерсов» подошел браток в белом «Адидасе». Увидев нас, он показал большой палец и подмигнул. Костюм у него был что надо. Разрывной костюмчик, базара ноль.

– Ну? – легонько толкнул меня в плечо Жора. – Будешь играть для них? Слушай, давай. Деду поможешь. Он же из-за тебя вписался. На хера ему судимость под старость лет?

«А Тагир? – думал я. – Что с ним будет, если я в эти три недели ментам не сдамся?»

* * *

Странно устроена у человека башня. Или не башня – не знаю, где там у нас все расположено. Ну, то есть паришься о чем-то всерьезку, ночей не спишь, места себе не находишь, думаешь – как же так, что теперь делать, а потом вдруг раз – и приходит другая заморочка, на фоне которой первая уже не але – вообще ни о чем, как будто ее и не было. И ты такой паришься теперь по новому кругу. А он еще круче, виражи такие, что уши закладывает. И вот хочется иногда спросить – перерыв, вообще, будет? Переменка, как в школе. Хотя бы малюсенькая. Ну там, чтобы за гаражи сбегать покурить.

Короче, не успел я донять себя темой с Тагиром, как подтянулась темка пожестче. Со звериным уже оскалом. Нашел нас у Вадика в гараже браток в белом костюме «Адидас». Причем на следующий же день после нашего захода в бассейн. Проверить, очевидно, хотел, как там да чо. Ну, и проверил.

– Малой, ты торчишь, что ли?

И, главное, так удивился, как будто «баян» никогда не видел.

Я говорю:

– Да ни в коем случае. Это у друга пневмония, вот мы на дому антибиотики ему колем. В гараже, то есть.

Он говорит:

– Ты в курсе, как меня называют?

Я отвечаю:

– Нет.

А он:

– Меня все зовут Клеем.

Я говорю:

– Ух ты. Как БФ? Или типа канцелярский?

Этот Клей в «Адидасе» башкой мотает:

– Нет, малой. Как Мохаммеда Али. Боксер такой – знаешь? Его раньше звали Кассиус Клей.

Я ему:

– Конечно, знаю. Кто ж про него не слышал. Только зря ты его старое имя взял. Надо было новое. Помодней. Говорил бы всем, что ты – Али. А может, даже Мохаммед.

– Не, – он мне отвечает. – Мохаммед как-то не так.

– Стрёмно?

– Да нет, я со всем уважением. Просто Клей… как-то ближе.

– Понятно, – говорю я. – А ты к чему всю эту бодягу про имена, вообще, начал?

Он спохватился, вспомнил, с чего затеялся разговор, и снова подпустил понту:

– А к тому, малой, что я одним ударом могу быка склеить. Не то что такого дрища, как ты.

– Круто. И тогда я склею ласты?

Он одобрительно кивнул:

– Типа того. Так что завязывай с наркотой. Жить будешь веселей, интересней, а главное – дольше. Ну, и у меня меньше геморроя.

Оказалось – тот человек, у которого мы должны были выступать на юбилее, люто ненавидел торчков. Помимо обычных своих трудов и обязанностей, Клей отвечал и за то, чтобы рядом с ним даже случайно не оказался вдруг наркоман.

– А чо будет? – поинтересовался я.

– Да ничо. Умрешь просто очень быстро. А мне объяснять придется, как я тебя проморгал. Дорого станет. Штуки две баксов.

– Так, может, отменим?

– Не прокатит. Слон уже за тебя слово сказал. Там обратно слова не берутся.

– А Слон… это?..

– Он в бассейне вчера с тобой говорил. Жирный такой… Только ты не говори ему, что он жирный.

– Тоже умру очень быстро?

– Ну, типа того. Только, наверное, не совсем быстро. У него с головой не в порядке. Разные штуки любит придумывать.

– Какие штуки?

– Тебе лучше не знать.

– Пираньям скормит?

– Слышь, малой, ты достал. Хули ты разговорчивый такой? Тебе сказали – завязывай с наркотой, значит, завязывай.

Позже я узнал, что дочь того серьезного человека плотно сидела на белом. Это и было причиной его ненависти к торчкам.

– Короче, я у тебя все это забираю, – сказал Клей, выгребая наши чеки и ампулы из ящика с инструментами. – А когда перестанешь кумарить, пойдешь со мной в спортзал. На турничках подергаешься, по прессику немного возьмешь. Я помогу. Человеком станешь.

Перед уходом он присел рядом со мной на корточки и доверительным тоном сказал:

– А новое говно не покупай. Вообще, не ходи к барыгам. Руку сломаю. Будет хорошая отмазка, чтобы другого диджея найти.

И к барыгам я не пошел. Через пару дней даже если бы захотел, не смог бы дойти. Меня как плитой накрыло от крупнопанельного дома. Я даже и не предполагал, что такое бывает. Придавило как лягушонка – глаза выпучились, но, сука, не лопнули. Ощущения были такие, будто смертушка – вот она, у дивана стоит. И, главное, в какой-то момент уже захотелось, чтобы она поближе присела. Потому что ну совсем было невмоготу. Я не то что про Тагира и про свои угрызения совести – я вообще про свет белый забыл. Нету его в таком состоянии, белого света.

Николаевна сначала предлагала врача вызвать, но я ни в какую. Нельзя мне было врача. Потом просто к Майке уполз. У нее родители на дачу переехали за картошкой следить. На одну ночь оставить посадки было нельзя. С голодухи не соседи, так проезжий народ все выкопает. Пофиг, что семенная. А Николаевна к этому времени уже начала задумываться, поглядывая на меня. Так что надо было валить.