Чистоземельщик (СИ)

Медбрат поставил мне на живот лоточек, взял один из шприцов и ловко всадил иглу в предплечье -- я ничего не почувствовал. Зато нахлынуло тёплое спокойствие. Потом он перетянул мою руку жгутом, и снова умело уколол, стал медленно вводить желтоватую жидкость.

Я поперхнулся и -- о чудо! - смог издать первый звук, нечто вроде "а-а-а".

Бог ты мой, неужто после укола заговорю?! Уж я выскажу им всё...

Я сфокусировал взгляд на лице этого дарованного мне судьбой медика. Первого, кто реально мне смог помочь.

Но...

Его светлые, пустые глаза со зрачком, сжавшимся до точки, смотрели куда-то поверх моей руки. Улыбка слишком бледных губ была неподвижной, словно наклеенной.

Чёрт! Да он же под кайфом!

Прозрачная тягучая слюна плеснула изо рта медбрата, ниткой повисла над моей рукой.

Бляди! У вас даже инъекции делают конченые наркоманы! Прочь! Прочь! Прочь!

Что вы мне вкололи?!

Торчок не глядя вытянул иглу, но не положил использованный шприц в лоток, а так и застыл надо мной. Что он собирается делать?

Уходи, наркосос поганый! Уходи! Мразь лопоухая!

Лопоухая?

В памяти шевельнулись ещё воспоминания: Ленин братец так же замер после дозы, которую я ему принёс прямо в подвал, где он прятался от всех разом: родителей, ментов, таких же торчков, обозлённых пушеров. Привалился лопоухой башкой к кирпичной стене. Я сидел на ящике и наблюдал за тем, как ползёт по его лицу солнечный зайчик, который проник в зарешёченное окошко. Вскоре края ненормально больших ушных раковин начали синеть. Всё.

Так это он?!

Вот точно мразь! Не подкинь тогда я ему "золотую дозу", тести могли лишиться квартиры.

Так, а чего это они -- Пугало, Лена, её придурочный братик -- роятся возле меня? Чего им нужно?

Вас же нет! Вы давно стали перегноем, распались на микроэлементы, которые уже переработаны всеми -- от червей до корней растений. Вас по кусочкам растащили клещи, живущие в почве, сожрали бактерии.

- Вас нет! - это были мои первые слова, произнесённые в чёртовой психушке.

Кровь точно забурлила в венах, стало необыкновенно жарко. Пылавшее, громадное сердце погнало к каждой клеточке тела энергию. И от неё словно можно было взлететь. Вместе с койкой! И я взлетел.

***

Смерть Лены словно бы освободила меня. От чего? От камня, который тянул ко дну. Именно камнем были её взгляды на жизнь, отношение к миру и людям. Она сама -- такая правильная, готовая уступить, покаяться, извиниться, всех простить, во что-то искренне верить, и терпеть, бесконечно терпеть -- тоже была камнем.

Я смеялся втихомолку, про себя: духовные ценности, которые она собиралась хранить ценой жизненных лишений, распродавались оптом и в розницу.

Я сам, да-да, чьи делишки были во сто крат чернее "золотой дозы" для братца-наркососа, зарабатывал на то, чтобы она училась, а не торговала селёдкой в ларьке.