Чистота

Все принимаются за еду. Ужин действительно самый вкусный из всех, что ему довелось отведать с тех пор, как он приехал в Париж, хотя трапеза была бы еще приятнее, если бы удалось хоть немного побороть неприязнь женщины, которая подала ему курицу с таким видом, будто она с б'oльшим удовольствием прогнала бы его вертелом за дверь. О кладбище они не вспоминают. У Армана вид задумчивый, слегка отстраненный и рассеянный, но доброжелательный.

После ужина органист разучивает с детьми песню, потом они очень мило ее исполняют. Он просит, чтобы Жан-Батист тоже их чему-нибудь научил, ну, хоть арифметике, и Жан-Батист целых полчаса пытается это сделать. Дети слушают. Ничего не понимают. Он рисует для них на грифельной доске треугольники внутри окружностей, окружности внутри квадратов. Эти картинки сразу же вызывают восторг. Дети стоят по обе стороны от него, в предвкушении какой-нибудь новой хитроумной штуки, которая вот-вот возникнет из-под его пальцев. Девочка доверчиво положила руку ему на плечо.

Но чары рассеиваются, когда в окно ударяет какой-то маленький предмет. Лиза, чье поведение по отношению к гостю стало понемногу смягчаться, встает, охнув с досады. И, взяв свечу, уходит с детьми в дальнюю комнату. Арман выходит в другую дверь и через минуту возвращается в сопровождении троих гостей. Эти трое похожи на студентов, хотя для студентов они слишком взрослые. У одного к лацкану приколота потрепанная шелковая роза, у другого тощая шея завернута в воротник из рыжего меха, а у последнего очки в проволочной оправе нацеплены на нос, с которым впору выступать в комедиях.

– Месье Цветок, Лис и де Бержерак, – представляет вошедших Арман. Гости шутливо кланяются. – Теперь и я стану называться месье Орган. А ты… посмотрим-посмотрим… Ты… гмм… месье Треугольник? Месье Нормандец? Или Кайло? Да, Кайло лучше всего. Мы дадим тебе имя по названию орудия, которым ты будешь откапывать покойников.

– Вижу, ты сводил его к Шарве, – говорит месье Цветок.

– Естественно, – отвечает Арман, ухмыльнувшись в ответ.

За их беседой трудно уследить. Похоже, она состоит из сплетен о мужчинах и женщинах, которые тоже имеют прозвища, точно персонажи какого-нибудь фарса. Когда вино заканчивается, собравшиеся находят кое-что покрепче. Но никто точно не знает, что это такое. В напитке чувствуется легкий привкус миндаля, и в груди разливается приятная теплота. Гости хихикают. Де Бержерак постукивает себя по носу, Лис щупает дыру в подошве башмака так ласково, словно это не подошва, а пятка.

Пошла ли Лиза Саже спать вместе с детьми? Жан-Батист ждет, что она вернется, в надежде, что тогда он, извинившись перед хозяйкой, сможет удалиться восвояси. Весьма приятно сидеть у огня, смакуя ликер и чувствуя вкус куриного жира на губах, но он уже сделал то, что намеревался, и завтра ему надобно отправляться в Валансьен. А с тяжелой головой ехать не хочется.

Заметив, что он поглядывает на дверь, Арман берет его за руку.

– И не думай, что можешь от нас удрать, месье Кайло. Мы еще не закончили.

Допив ликер, компания молча глядит на догорающие угольки камина. В комнате становится холодно. Ничего не происходит. Уже полночь? Или еще позже? Но вот без всякого предупреждения Арман встает. Выходит, однако почти тут же возвращается с двумя большими стеклянными банками, обернутыми в плетеную солому.

– Полагаю, господа, – шепчет он, – вы во всеоружии?

Из глубин своих кафтанов Лис, Цветок и де Бержерак достают кисти. Продемонстрировав их Арману, быстро убирают назад.

Компания выходит на улицу. Вокруг сыро. Сыро и влажно, настоящая зимняя ночь, ничего романтического. Жан-Батист застегнул редингот до подбородка, но вновь жалеет, что под рединготом нет его старого кафтана.

Следом за Арманом они идут по узеньким улочкам, что за Рю-Сент-Антуан. Город принадлежит им – вокруг никого не видно. Это тот недолгий час, когда прилив городской жизни сменяется отливом, когда последние винные лавки уже извергли своих бедолаг, но еще не появились телеги рыночных торговцев, большие шестиколесные повозки с фонарями, болтающимися по обеим сторонам, и вереницы лошадей, этих бедных животных, которые всю ночь шли с ферм и из деревенских садов с навьюченными на них скрипучими плетеными корзинами.

Компания проходит по Рю-Нёв и Рю-де-ль’Эшарп к колоннадам Королевской площади… Что именно они, пьяные, задумали, торопливо перебегая через площадь с банками, полными краски, будет непросто объяснить, попадись им по дороге дозор. А если Жан-Батисту – только что назначенному на должность инженера – придется объяснять свои действия Лафоссу? Министру? (У меня не было выбора, милорд. Я чувствовал, что в тех обстоятельствах не могу отказаться от того, что казалось всего лишь прогулкой. Если бы я знал, что эти люди, с которыми я только что познакомился, намереваются сделать…)