До Рю-дез-Экуфф идти минут двадцать в сторону Королевской площади и Бастилии. На первом этаже находится мастерская, где делают и ремонтируют зеркала, и два приятеля на минутку останавливаются перед одним, выставленным на витрине, хотя вокруг слишком темно, чтобы что-то увидеть, кроме их собственных на миг замерших очертаний. На ощупь они пробираются вверх по лестнице – три пролета крутых деревянных ступеней – до двери квартиры. На кухне Лиза Саже с детьми. Здесь светло, горит огонь и пахнет едой. Арман приветствует свою домохозяйку смачным поцелуем в лоб, ерошит ребятам волосы. На вертеле жарится курица, и Лизиной дочке поручено ее поворачивать. Она окидывает взглядом Жан-Батиста, улыбается Арману. Если не считать совершенно плоской груди, девочка – миниатюрная копия своей мощной матери.
– Месье Баратт, – представляет его Арман, повернувшись к буфету в поисках бокалов и бутылки, – тот, что теперь живет в моей комнате у Моннаров.
Женщина явно о нем слышала. Она сидит в конце кухонного стола и стряпает какое-то блюдо из куриных потрохов. Поднимает глаза и внимательно разглядывает Жан-Батиста, человека с серыми глазами, который выглядит таким растерянным в своем зеленом кафтане.
– Он ужинает с нами? – спрашивает она.
– Конечно, – говорит Арман. – Он еще ни разу не ел приличную пищу с тех пор, как приехал в Париж.
Жан-Батист садится на табурет у стола. Лицом к огню и маленькой девочке. Ее братец, почесывая зад, следит из-за плеча Жан-Батиста за сестрой, завидуя данному ей поручению.
– И что Моннары? – спрашивает женщина, орудуя ножом.
– Полагаю, у них все хорошо, – отвечает Жан-Батист, понимая, что вообще-то его спрашивали не совсем об этом.
– Надо будет найти ему другое жилье, – говорит Арман, – если он намерен здесь задержаться.
– А он намерен? – спрашивает женщина.
– Кто его знает, – отвечает Арман. – Он почти ничего не рассказывает.
Жан-Батист разглядывает свои фисташковые манжеты, прикидывает, достаточно ли чистый стол и не лучше ли будет снять кафтан.
– Я задержусь на некоторое время, – говорит он. – Но не могу точно сказать, как надолго.
– Я бы не могла жить прямо у кладбища, – говорит женщина. – Даже не представляю, кто на это способен. А живут-то годами. Мне хватает Армана, который приносит оттуда этот кладбищенский запах.
– Она моет меня с лимонным соком, – говорит Арман, – мылом из листьев шалфея и пепла. Окуривает розмарином…
– А не лучше ли будет, – говорит Жан-Батист, – убрать кладбище?
– Убрать? – хмыкает женщина. – И как, по-вашему, убрать такое кладбище, как кладбище Невинных? Это все равно что убрать реку.
– Это можно сделать, – тихо говорит Жан-Батист. – И то и другое.
Арман, который копался в волосах ребенка, разгребая каштановые кудряшки в поисках вшей, останавливается и глядит на Жан-Батиста.
– Так ты за этим приехал? Убрать кладбище?
– Конечно, это нелегко, – отвечает Жан-Батист. – Потребуется несколько месяцев.
– Он такой же, как все твои друзья, – говорит Лиза. – Всегда готовы заявить, что луна – это миска супа, если думают, что им кто-то поверит.
– А мне кажется, – медленно произносит Арман, – он не шутит.
– Это возможно сделать, – повторяет Жан-Батист. – И это будет сделано.
– Все кладбище? – спрашивает Арман.
– Кладбище. Церковь.
– Церковь?
– Некоторое время ее не тронут. Может, целый год.
– Значит, – мягко говорит Арман, – сегодня пришла пора все рассказать.
– Я бы с удовольствием сообщил тебе об этом раньше. Но мне было велено держать язык за зубами.
Теперь и женщина оторвалась от куриных потрохов.
– А его должность? – спрашивает она. – Тоже уберут?
– Я… говорил на эту тему, – отвечает Жан-Батист.
– С министром? – спрашивает Арман.
– С человеком, который его представляет.
– И могу я на что-то надеяться?
– Я поговорю с ним еще раз.
Наступает тишина, которую наконец нарушает резкий окрик Лизы, адресованный дочери: девочка, прислушиваясь к интересному разговору взрослых, забыла про курицу.
– Думаю, – говорит Арман, – думаю, мне надо тебя поблагодарить.
– Поблагодарить? – удивляется женщина. – За что?
– Церковь, моя милая, закрыта уже пять лет. Не могу же я без конца играть Баха летучим мышам.
– Все это сказки, – говорит женщина, вновь берясь за нож. – Вы, наверное, по дороге заглянули к Джеко.
– Если бы это не поручили мне, – говорит Жан-Батист, – поручили бы кому-нибудь другому. Хотя я не могу осуждать вас… за то, что вы обижаетесь.
– Разве речь об обиде? – говорит Арман и тянется за бутылкой. – Нельзя обижаться на будущее. Равно как и на его вестников. – Он наполняет бокалы. – Давайте-ка выпьем за ту страну теней, в которую все мы когда-нибудь придем, одни пешком, другие – сидя на заднице, с причитаниями.
Девочка смеется. Через мгновение ей вторит мальчик. Но Лиза не обращает на них внимания.