Кто-то незаметно подкрался ко мне сзади и заботливо подтолкнул коленом чуть ниже спины. Я дернулся, инстинктивно выставил вперед руки. Гигантский пылесос засосал меня в салон. Я даже пискнуть не успел, приземлился физиономией в пол и замер. Если сразу начать дергаться, то можно очень крепко получить по затылку.
Но люди, сидевшие в салоне, свое дело знали. Моя правая рука как будто угодила в медвежий капкан. Это когда страшно больно, и в то же время ты понимаешь, что будет много хуже, если попробуешь хотя бы шевельнуться или даже слишком глубоко вздохнуть.
— В чем дело? — осторожно, боясь всего и сразу, проверещал я. — Кто-нибудь, помогите!
— Заткни его! — прозвучало над моим ухом.
Что-то больно укололо меня под лопатку через рубашку, как будто пчела ужалила.
Машина подпрыгнула на ухабе, притормозила. Это последнее, что я помню. Дальше только тишина и темнота.
Глава 39 Сон мне снится: вот те на
Мне приснился какой-то очень странный сон. Будто сижу я в кресле в какой-то комнате без окон, а напротив меня Ванька Рудиков. Я хочу поднять руку, поприветствовать его, а не могу. Да и сказать ничего не получается, рот как судорогой свело. Дурь какая-то!
Я открыл глаза, попробовал поднять руку, почесать нос. Ничего из этого не получилось. Обе мои верхние конечности оказались старательно примотанными скотчем к подлокотникам кресла.
Я осторожно повертел головой. Квадратная комната, приблизительно пять на пять метров, самую малость окультуренная. Лампы дневного света на потолке, и ни намека на окна. Кругом мебель: столы, стулья и даже офисный ксерокс размером со средний танк.
— Что, красавчик, проснулся?
Я глянул и обалдел. Это действительно Ванька Рудиков, только не во сне, а вполне себе наяву. Сидит на столе бочком и ноги свесил. За те годы, что мы не виделись, он заматерел, оброс не спортивным, а самым настоящим боевым мясом. Приобрел небольшой, едва заметный шрам над левой бровью. Волосы по бокам посветлели, а сверху поредели. Взгляд у него сделался явно не тем, каким был раньше.
Целых четыре года мы отучились вместе в Рязанском высшем воздушно-десантном, дважды Краснознаменном, ордена Суворова командном училище (военном институте) имени генерала армии В. Ф. Маргелова. В лучших друзьях не числились, даже приятелями не были. Я его, как бы сказать помягче, не особо уважал, а он меня откровенно побаивался.
В те давние времена я был достаточно резким и хулиганистым парнем. Не особо утомлял науками молодой растущий организм, зато радостям жизни предавался во весь опор. Таких, как я, не слишком умных, зато физически развитых, в любой учебной роте было до хрена и больше.
И это правильно. Потому что именно из таких раздолбаев и веселых пьяниц и формируется становой хребет войск — ротное и батальонное звено.
Мне суждено было, к гадалке не ходи, лет двадцать пять безропотно тянуть армейскую лямку, мерзнуть в стужу, плавиться в жару, недосыпать, питаться всякой дрянью, активно сажать печень дерьмовой водочкой. Выслужить в итоге четыре маленькие или, если очень повезет, — одну большую звездочку. В сорок пять выйти в отставку, пить под скромную закуску и трудиться где-нибудь в народном хозяйстве.
Ванька был слеплен совсем из другого теста. Если я все четыре года перебивался с обычных троек на те, что с плюсом, то для него вселенской трагедией была четверка или даже пятерка с минусом. Отличник учебы, пример поведения идеал морали и нравственности, любимец всех без исключения преподавателей, образцовый со всех сторон курсант. В то же время робкий и нежный, как оранжерейная роза. Краснеющий в присутствии любой особи женского пола и чуть ли не пивными кружками глотающий валерьянку перед каждым прыжком. Самый настоящий ботаник, один из очень немногих на все воздушно-десантные войска.
Такие вояки, как он, обычно через год после выпуска снимают погоны и подаются в философы или парикмахеры. Если они и задерживаются в армии, то где-нибудь в штабах. Сначала сами старательно вылизывают задницы у вышестоящих персон. Потом уже молодое поколение начинает таким же образом обиходить их самих.
Я совершенно не удивился бы, узнав, что Рудиков давно уже осел в Москве и старательно плющит раздобревшей задницей мягкое кресло в одном из зданий по улице Матросская Тишина. Там сидит командование ВДВ РФ. А вы что подумали? Или же он занял хлебное местечко на самой Знаменке, то бишь в Генштабе.
Вот и говори после этого, что чудес в жизни не бывает.
— Как себя чувствуем? — промурлыкал он, подходя поближе. — Просьбы, пожелания?
— Водички бы, — хрипло прошептал я, прокашлявшись.
— Легко, — ответил Ванька и коротко, но резко зарядил мне в печень.
Я не стал корчиться от боли, просто крякнул. Не так уж и сильно он мне приложил. Однокашник не собирался с места в карьер меня калечить. Он просто предельно ясно разъяснил мне, кто в этой комнате имеет право задавать любые вопросы, а кто должен честно, как перед богом, на них отвечать. И что будет, если я решу поиграть в партизанку Лару.