Чисто по-русски

Как говорят эстеты, когда стихи или песни кажутся им безвкусными? «В каждой строчке „любовь, кровь, морковь“», – морщатся они. С «любовью» и «морковью» мы пока повременим, а поговорим про «кровь». Ведь это всего лишь слово, не более того! К тому же, не самое сложное.

В именительном падеже это слово не может вызывать никаких затруднений, какие трудности с односложным словом! Проблемы все – в падежах, да еще с предлогами.

«В больнице нет – чего? – кро́ви». Это ясно.

«Из донорской кро́ви делают плазму».

«Врач что-то сказал о его кро́ви, а я не расслышала».

В общем, есть что? – «кровь». Нет чего? – «кро́ви».

Есть, однако, два предлога, которые заставляют ударение в слове «кровь» меняться. Алкоголь медики могут обнаружить «в крови́». Или могут найти «в крови́» что-то более благородное – антитела, например. Ну а «на крови́» (кстати, это означает «на месте убийства»), говорят, клянутся.

Я была бы рада сказать, что «кровавая» тема на этом исчерпана, но нет – есть еще слово «кровоточи́ть». «Ссадины кровоточа́т», «рана кровоточи́т», «язва кровоточи́т». «Еще вчера они сильно кровоточи́ли, а сегодня уже не кровоточа́т. Хорошо, что вовремя их обработали – вы и представить себе не можете, какой ужасный вид был у этих кровоточа́щих ран!»

На этом остановимся, пожалуй. Уж лучше любовь или, в крайнем случае, морковь.

Кузькина мать

Человек только что купил машину. Купил и практически сразу об этом пожалел. Эх, не слушал умных людей! А они, люди-то, говорили: у кого нет машины, мечтает ее купить, а у кого она есть – мечтает продать. Всё не задалось с первого дня: то ручка на двери отвалится, то фары не работают. Несчастный обладатель машины не выдерживает, едет в магазин, где покупал это чудо, приговаривая по дороге: «Ну, сейчас я им покажу кузькину мать!».

Отсюда вопрос: почему, когда мы хотим кого-нибудь строго наказать или проучить, мы обещаем обидчикам показать «кузькину мать»? Могут еще и так сказать: «Узнаешь, как кузькину мать зовут». Что, по сути, то же самое. Смутно мы понимаем, что это, наверное, мать какого-то неведомого нам Кузьки. Скорее всего, нам бы лучше ее не видеть и не знать. Но кто она?

Словарь русской фразеологии под редакцией В. Мокиенко считает, что это выражение образовалось когда-то на основе отрицательных ассоциаций с именем «Кузька» (в русском фольклоре – «Кузьма»). В поговорках Кузьма обычно драчливый, мстительный и злой. Более того, он низкого происхождения, плут и безродный сирота. Вот почему показать Кузькину мать попросту невозможно – ее не существует. Есть и еще одно предположение: не исключено, что Кузька, Кузьма и Кузькина мать в этом обороте – наименования плетки, орудия домашнего наказания. Святые Кузьма (Косма) и Дамиан считались на Руси покровителями свадеб, так вот в день свадьбы «на Кузьминки» жених клал такую «кузькину мать» в сапог как символ супружеской власти.

Нет, каково? Не знаю, как вам, мне второе предположение нравится меньше первого. Пусть уж в основе всего будет лучше скверный характер драчуна Кузьмы.

Кулинария

Попробуйте, зайдя в магазин, в отдел с такой вывеской, спросить: «В вашей кулина́рии есть блинчики?». Наверняка ответом вам будет молчание. Мои коллеги, например, фыркают, когда слышат от меня «кулина́рия»! И переспрашивают: а разве не «кулинари́я»?

До начала XXI века все нормативные словари были непреклонны и рекомендовали нам только «кулина́рию». Слово происходит от латинского culinarius, что значит «кухонный». В первоисточнике ударение приходилось на «а», и это сохранялось в русском слове – «кулина́рия». Точнее, в одном из его вариантов, который считался безусловно литературным. Однако нельзя было не признать очевидного факта: все вокруг произносили «кулинари́я», это было народным выбором.

Очередная редакция Словаря ударений Ф. Агеенко и М. Зарвы (2000) вынуждена была смириться с неизбежным. С этого момента все желающие с легким сердцем могли заходить в «кулинари́ю», учиться «кулинари́и» или творить чудеса «кулинари́и». Что же сейчас? Словарь ударений И. Резниченко не делает различения между «кулина́рией» и «кулинари́ей», считая их абсолютно равноправными вариантами.

Кулички и кудыкина гора

Далеко-далеко, очень далеко, очень-очень далеко, вообще неведомо куда, в глухомань – в общем, к черту на кулички. Обычно так мы обозначаем какую-то совершенно запредельную глушь.

Однако что же это за «кулички» такие? Уменьшительное от «кулич»? Куличи, которые едят на Пасху?

Попробуем разобраться в этом с помощью книги Н. Шанского «Лингвистические детективы». Языковед полагает, что по своему происхождению выражение «к черту на кулички» – это ответ на сакральный, запретный вопрос «куда?». Запретный – потому что путь-дорогу, по народным поверьям, можно и сглазить. И лучше уж прямо не отвечать на вопрос, куда ты идешь или едешь.

Но это касается черта. А теперь – о самих куличках.