Чистка

Упомянутый Ежовым Сосновский был бывшим офицером по настоящей фамилии Добрижинский, причем он служил в втором отделе армии польского генштаба, который отвечал за внешнюю разведку. Добрижинский также служил Польской организации войсковой (ПОВ), был заброшен в Россию, где в 1920 г. разоблачен, как шпион, но его обещали не наказывать, если он согласится работать на НКВД СССР. Он якобы согласился, однако на самом деле оказалось, что это актив НКВД стал работать на Польшу. Арестовавший Сосновского Артур Артузов сам позже был разоблачен как агент разведки Польши, он встраивал польских шпионов в систему НКВД. Сосновский стал важной фигурой, по порядку: секретарем секретно-оперативного отделения ОГПУ, нач. контрразведки в БВО, по Центрально-Чернозёмной области, снова работал в центральном аппарате, зам. Начальника особого отдела НКВД. Это был пик его карьеры. Артузова Ежов пока не упоминал в докладе.

Далее Ежов объяснял, почему не удалось быстро вскрыть троцкистско-зиновьевские организации. Он признал, что органы провалили следственную работу, хотя имели зацепки для раскрытия групп врагов, он рассказал об деле троцкиста Л. Зафрана, который еще в 1932-33 гг. дал исчерпывающую информацию про банду троцкистов. Если бы его информацию использовали бы эту информацию, то заговор быстро вскрыли, Кирова можно было бы спасти. Но руководство НКВД прикрывая врагов проигнорировало эти сведения и отправило ценного свидетеля в заключение. Настоящих троцкистов, на которых он дал показание (Хрусталев и Зильберман) освободили, а Зафрана обвинили в «провокации». Ежов сказал, кто так сделал, это был Георгий Молчанов, тогда начальник Секретно-политического отдела ОГПУ, то есть главный политический следователь СССР. Он был таковым до ноября 1936 г., когда его сменил Владимир Курский. Когда Зафран бежал из лагерей и требовал признать его правоту, Молчанов снова пытался его посадить.

Ежов привел еще несколько случаев, когда Молчанов игнорировал поступавшие ему сведения о троцкистских группах и потенциальные материалы связи Радека с Троцким. Сталин сделал вывод: « Это уже не беспечность». Ежов далее рассказывал, как Молчанов пытался сорвать расследование против троцкистских групп, начавшееся в конце 1935 г. И, еще в мае 1936 г. Молчанов получал информацию о правых группах. Следователь Струмин напал на их след через арестованного правого Лугового, он принес материалы Молчанову, но тот в ответ запретил копать в сторону правых и отстранил Струмина от дела. Ежов после этого сказал: «Больше того, товарищи, как сейчас выяснилось на следствии, Молчанов был просто предателем в отношении проведения всех этих дел. Не только прикрывал все эти дела, но и информировал троцкистов об имеющихся на них материалах.»

В завершении Ежов говорил: «Является ли Молчанов, одиночкой-предателем? Я не хочу касаться здесь некоторых других сторон его деятельности, о которых продолжает вестись следствие, и ставлю здесь только этот вопрос – является ли он одиночкой? Я должен сказать, что мы имеем довольно тревожные факты из этой области, которые объясняются опять-таки вот этим совершенно не большевистским подходом о спасении чести своего мундира, своего ведомства. Можно ли было раньше вскрыть предателей внутри нашего аппарата? Безусловно можно было, если бы мы внимательно относились к людям, к их поведению, к тому, как они ведут дела, их проверяли бы, мы могли бы вскрыть. Разве нельзя было вскрыть Баланюка – начальника Таганрогского отделения НКВД? Этот Баланюк был членом троцкистской организации, был связан с небезызвестным секретарем Таганрогского горкома Варданяном, террористом и преступником, во время ареста спасал его буквально, позволил ему разорвать одно из писем, в котором прямо говорилось о террористической установке.

Или на Украине, например, Козельский – начальник секретно-политического отдела НКВД. По показаниям Лившица он в течение 1930–1931, 1932 гг. информировал их и даже в 1933 г… когда он кончил самоубийством?

Голос с места. 2 января 1936 года.

Ежов. Он был с ним в очень близких отношениях – с Лившицем, он у него информировался, Козельский его информировал, как дела с троцкистами обстоят, причем Козельский, как рассказывает Лившиц, не стеснялся, совершенно откровенно говорил о своих настроениях. Зная об этих настроениях, зная о том, что он ведет троцкистскую работу, этот человек рассказывал ему обо всем. На мой вопрос, что он являлся членом организации или нет, Лившиц отвечает: по-моему, какая разница, если я ему говорю, если он знает о моей деятельности и рассказывает мне о своей работе? Конечно, был членом организации, я его формально не записывал, но ясно.

Вот на этом можно было бы, пожалуй, кончить мои дела. Я тут говорил о недостатках моей работы…

Сталин. А как все-таки с Молчановым? Какая судьба его? Арестован он или нет?

Ежов. Да, арестовали, т. Сталин, сидит.

Голоса с мест. Правильно сделали. Не признается?

Ежов. Он признается во всех безобразиях, но в этих делах не признается, следствие сейчас ведется».