Чистилище

Яша не позабыл сказать «спасибо» за бинокль, пошел и в кубрике на койку завалился, руки под голову закинул, лежал, помаргивал задумчиво. То, что когда-то взрослые его, как мячик, старались из рук в руки перекинуть, теперь уже не жгло, как свежая обида; да и тогда, насколько помнится, воспринималось, как интересное, полное новых впечатлений путешествие. Подруга тетина в командировку ехала, и он с ней. А на Курском вокзале его дядя Сева встретил. А дома у него… Вспомнился длинный московский коридор со множеством дверей по обе стороны… Но это — ерунда! А вот что за фамилия была на его двери? На «…ин» или на «…ов»? Никитин? Зайцев? Федоров? Э-э, да какая разница?! Мог бы нормальную фамилию носить, ведь этот «дядя Сева», блин, наверно, мой пахан, отец фактический; а я вот — Фиш-шман. Какую мину жизнь подложила! Однажды, когда дядя Сева на работе был, а Лика (это она — полусестричка, значит, что ли?) была в школе, хозяйка, дяди Севина жена, вещички собрала мне и повезла на аэродром, а там передала бортпроводнице, деньги той в карман сунула, сказала: «Там его встретят. Я уже вчера послала телеграмму». И в самом деле тетя встретила и обнимала, целовала, плакала. «Прости! Прости меня, малышенька». А я-то, дурачок, кажется, сразу стал ей про дворец волшебный на море рассказывать… А он, оказывается, вот — минно-торпедный! И… И уже весь теперь облезлый, старый, как… как взрослые. Они, с их любовями, себе навыдумают, намечтают всякое, а мы… а я потом… должны с их минами…

— Яш… Яшка, ты чего?! — сквозь дрему услыхал он. — Давай, давай иди на вахту!

С практики первокурсники вернулись, уже чувствуя себя моряками, и это было не совсем неправда. Но кое-кто, чтобы о данном факте знал весь мир, якоря вытатуировал. Мог ли позволить себе Фишман в чем-либо от других отстать? Лора Борисовна только вздохнула, увидев это украшение на вспухшей руке племянника, а после несколько смущенно почему-то ему пачечку денег протянула.

— Вот… Это сэкономилось. Ты же в училище питался, одевался. На, развлекись немного, ведь у тебя месяц отпуска, погуляй. Или купи себе что хочешь.

Яша купил бутылку водки для дядь Володей и вместе с ними тоже выпил пару стопок. А после, ободренный совместным распитием, пошел звонить по телефону девочке Вике с третьего этажа, которая, встретившись с ним во дворе, глазками стрельнула, реснички опустила: «Привет, Яник».

Телефон-автомат был в двух кварталах от их дома, однако не звонить же в дверь квартиры, чтобы свидание назначить, «свиху кинуть»?!

Яша что-то такое экать-мэкать про кино стал, но услыхал:

— Хорошо, Галя, раз мы на пляж поедем с твоим папой, я присоединюсь. Значит, на остановке, под часами в пол десятого? Целую!

Ближайший пляж очень морского города не очень был хорош. Когда-то там была свалка мельничного комбината. И, как ни старались, сколько песку ни завозили, прибой все выворачивал пшеничную и прочую другую шелуху. Кроме того, неподалеку в море частенько промывали трюмы танкера, одаривая ласковые волны коричневыми комьями мазута. Но рядом с пляжем были сизые скалы, прогретые горячим солнцем. Меж скалами, в песке, щедро росла другиня всех пустынь верблюжья колючка и было множество укромных уголков. Там и разделись молодые. Без платья Вика оказалась намного взрослей и не худышкой вовсе, особенно пониже талии. А ноги… Яша не слышал ничего о хорошо известных женолюбам прошлого «трех О»: повыше щиколоток, повыше икр и еще повыше, — но он увидел их и, может быть, скорее «лодочками» назвал бы, если б ему нужны были слова. Если бы он в ту минуту их нашел! Сквозь эти «лодочки» лучило свой свет солнце!..

— Пошли купаться!

Похоже, Вика тоже не была разочарована внешними данными своего Адама. Особо ее взволновала темная поросль на Яшиной груди. В полупрозрачной зелени воды они, нырнув, пытались целоваться, руками обнимались и ногами. А когда пришло время выходить на берег, оказалось, что Яше ниже пояса не очень-то удобно показываться из воды. Вика хихикала визгливо.

— Ну выходи! Иди, а я загорожу тебя от пляжа.

Начатое в воде на суше, разумеется, продолжилось. И, если бы не Яшина неловкость, нерешительность да слишком уж колючая колючка, кто знает, чем бы это кончилось? Хотя скорей как раз наоборот — все знают чем! Девочкин шепоток задышливый: «Нет, только не туда…» — конечно, ничего не изменил бы. И в Яшином рассказе училищным друзьям при встрече после отпуска именно так оно и было. Впрочем, большого впечатления это не произвело. Саша лишь улыбался, слушая, кивал.

Аслан сказал:

— Смотры-ы, у нэе пузо нэ получится? Ты меры прынимал?

Вот здесь-то Яша вдруг, наследственно пушистыми ресницами захлопав, с искренним удивлением первооткрывателя прочувствовал прямую связь между своей сладко-щекотной тягой к девочкам и нужной ему примерно, как субботник или же комсомольское собрание, общественной задачей воспроизводства рода человечьего. «Ой, дурят нас! Ой, ду-урят!..» — было чувство. Яша весь день ходил под впечатлением.