Но давайте вернемся к нашей истории с трупом. Либ умудрилась угробиться примерно в восьмисотом году после Великого расселения. Лазарус сует ее – его – в бак с жидким кислородом и выводит ее – его – на орбиту, обозначив радиобуем. Возвращается при первой возможности – и не может найти ее останки. Четырнадцать столетий спустя до моей сестры Фины, известной тогда под именем Минервы[117], доходит то, что должно было быть очевидно всем: любой иррелевантный корабль, вроде вашей покорной слуги, представляет собой не просто космический корабль, а еще и машину времени. Лазаруса осеняет: трупа, замаринованного в жидком кислороде, нет на месте, потому что он уже подобрал его раньше. Лазарус делает новую попытку, больше тысячи лет спустя и пятью годами раньше, – и пожалуйста, вот он – труп. Потом Лазарус, я и Лаз-Лор отправляемся в тысяча девятьсот шестнадцатый год по старому, то бишь григорианскому, стилю, на старую добрую Терру и развеиваем прах Либ над плато Озарк, где она – он – родилась. Что было изрядной глупостью, потому что мы выбросили ее над этими зелеными холмами примерно за столетие до того, как она… как он родился. Парадокс!
Но нас не смущают парадоксы. Мы живем в паравремени, Лаз-Лор – отличные парапсихологи, руководствуются паранаукой. Да возьми, к примеру,
– Дора!
– Папочка, ты просто завидуешь. Но надо отдать должное Лазарусу: хотя соображает он туго, рано или поздно до него доходит. Он всю жизнь верил, что всякий парадокс можно парализовать. Случилось так, что, после того как он покончил с Либ, у него было время пошевелить мозгами: он задержался в той первобытной эпохе, ему отстрелили задницу, и пришлось долго валяться в постели.
Ему пришло в голову, что раз он обнаружил труп, вернувшись в скором времени
И вот мы отправляемся туда и ждем, не приземляясь. Появляется Лазарус в драндулете, на котором они с Либ обычно подвергали опасности свою жизнь, вылезает наружу в скафандре, отвинчивает бак с жидким кислородом и устраивает Либ космические похороны. Она остается там дожидаться Судного дня. Мы воздаем должное его горю – ровно столько времени, чтобы дать ему убраться с дороги, потом я беру бак к себе на борт. Иш принимается за работу, все остальные тоже. Живых клеток, пригодных для клонирования, хватает. Мозг невредим. Мертв, но невредим – нам того и надо, Иш интересует только конфигурация памяти.
По ходу дела Иштар выясняет, что из покойной потенциально могли бы получиться и мужчина, и женщина. Вот почему мы посылаем за самым лучшим гипнотизером-телепатом Семейства, и он то и дело пристает к этому клону с вопросом, кем он хочет быть, когда проснется, мужчиной или женщиной.
– Это было гораздо позже, Дора, когда я уже не спала.
– Либ, прелесть моя, лучше спроси у
– Это правда. В качестве Элизабет Лонг я намного счастливее, чем когда была Энди Либби.
– Вот, ребята, и вся история о том, как Иш превратила озабоченного мужчину в счастливую женщину, полноценную и такую же похотливую, как все женщины из Семейства Говард.
– Дора, у нас гости! – сердито сказал Лазарус.
– Они все женаты и замужем. Моложе всех из них Дити. Дити, я тебя шокировала?
– Нет, Дора. Я сама такая похотливая, что вполне гожусь в Говарды. И мне было очень интересно узнать, как великий Либби – Логарифмическая Линейка – превратился в мою двойняшку и
– И
– Эй, погодите! – перебила я. – Дора, а как насчет того трупа, который развеяли над плато Озарк? Кто это был?
– Ну как же, это была Либ.
– Либ вот она,
Компьютер поцокал языком: