Числа Харона

Штайнбах, Людвика: Свидетель обвинения на скамье подсудимых. Дело графа Бекерского // Криза, Игнаций (ред.): Встать, суд идет! Избранные судебные репортажи межвоенного двадцатилетия, Варшава: «Читатель», 1974, с. 197–203.

Эдвард Попельский и на этот раз выглядел так же элегантно и уверенно, как раньше. На его лице не было никаких следов волнения или отчаяния, которые могли бы возникнуть у свидетеля, который сам почти превратился в обвиняемого и которого в зале суда официально обвинили в ложных признаниях и впутывании в убийство невинного человека. Он прекрасно держался. Скала, не человек. Настроение Попельского объяснялось также тем, что его допрашивал благосклонный к нему прокурор, который больше слушал, чем задавал вопросы.

А слушать действительно было что. Давно мне не приходилось слышать такой сжатой и вместе с тем подробной психологической характеристики. Я бы с удовольствием прочитала полицейские рапорты Эдварда Попельского. Если они такие же мастерские с литературной точки зрения, как и его высказывания, можно смело утверждать, что он должен быть не детективом или филологом, а писателем.

Попельский представил очень подробный портрет графа Юзефа Бекерского, который обрисовал ему покойный ныне Леон Буйко. Обвиняемый в рассказе свидетеля предстал перед нашими глазами, словно живой. Мы увидели человека, полного противоречий, в чьей душе математика и инженерия соревновались с чрезвычайной религиозностью. Однако она не была слепой или экзальтированной, а наоборот, направленной, так сказать, математически. Во время учебы в Казани Бекерский столкнулся с русской религиозной сектой имяславцев, среди которых преобладали как раз математики! Это были известные московские профессора — не знаю, где они были известны, я о таких в жизни не слышала! — такие, как Егоров или Лузин. Сторонники этой секты, к которой Бекерский присоединился уже в начале пребывания в России, считали, будто «Бог является своим именем», что для математиков понятно и объясняется теорией порядковых чисел. Увлекшись имяславием, Бекерский начал изучать еврейский язык, поскольку его интересовали контексты, в которых принимали священное имя ЙГВГ, которое одни произносят «Яхве», а другие — «Иегова». Невероятно, но этот матерый антисемит изучал еврейский! Однако мрак человеческой души, если воспользоваться библейской метафорой, еще более непроницаемый, чем тьма египетская.

После этого рассказа о Бекерском детектив охарактеризовал покойного Леона Буйко, который вместе с обвиняемым в течение трех семестров изучал в Казани математику, прежде чем граф перевелся на технический факультет. Буйко совершил огромное математическое открытие: разработал теорию так называемых чисел Харона, в которых «записана любая конечная последовательность». Поскольку тексты, устные или письменные, являются конечной последовательностью букв, в числах Харона закодировано каждую из них. Поскольку жизнь любого человека является текстом, то в числах Харона закодирована жизнь от рождения до смерти. До сих пор ключ к этому бесконечному шифру, который охватывает всех людей, которые жили когда-то или будут жить на земле, был неизвестен. Буйко считал, что отыскал этот ключ в еврейском тексте Ветхого Завета. Сопоставляя различные фразы и вырванные из контекста слова, создавал магические квадраты (ради Бога, не спрашивайте меня, что это такое!), которые (здесь Попельский тоже оказался беспомощным) неизвестно как использовал для расшифровки текста о человеческой жизни, записанного в числах Харона. Пусть там как, Буйко полностью посвятил себя исследованию Библии. Случайно установил интересное числовое совпадение, которое касалось двух женщин, с которыми он имел интимные отношения. Речь идет о гадалке Любе Байдиковой и проститутке Лии Кох. Добавив числа, соответствующие буквам их имен (не спрашивайте меня, каким это образом буквы могут иметь числовое значение!), получил сумму 68. Добавив буквы-числа еврейских соответствий их профессий (слова «пророчица» и «блудница» тоже имеют в еврейском какие-то числа), также получил 68. Он решил, что это знак. Продолжая работать в регистрационном бюро, он тайком начал искать в книгах таких людей. Случайно наткнулся на информацию о еврейском происхождении матери своего бывшего университетского товарища, а ныне богатого землевладельца и ярого националиста Юзефа Бекерского.

И тут произошло объединение двух сюжетов — про Буйко и Бекерского. Открывая свое повествование, Попельский с заметным сожалением сообщил, что тайну чисел Харона Буйко забрал в могилу, и потому все, что он, Попельский, сейчас скажет, будет носить чисто гипотетический характер. Итак, неизвестно, что узнал Буйко о Любе Байдиковой и Лии Кох, но, вероятно, в числах Харона он увидел дату и обстоятельства их смерти. С этой информацией он направился к Бекерскому, чтобы попросить у него денег на дальнейшие исследования. Ему нужна была вычислительная машина и постоянные работники, гебраисты и математики, которые бы образовывали из библейских фраз магические квадраты. А такие специалисты, конечно, даром не будут работать.

Граф ему отказал. Тогда Буйко попытался шантажировать его обнародованием информации про мать-еврейку. Граф снова отказался дать ему денег, а потом жестоко избил. Магические квадраты, которые Буйко показывал Бекерскому, остались в руках графа. Тот начал их внимательно изучать, потому что заинтересовался загадкой чисел Харона.

Тем временем Буйко, лишившись надежды на средства, необходимые для дальнейших исследований, решил воплотить свой преступный план. Убив Любу Байдикову и Лию Кох, он направил магические квадраты в полицию как своеобразные некрологи. Зачем? Потому что хотел похвастаться своим открытием! Буйко рассчитывал, что кто-то расшифрует его послание и присоединится к нему, чтобы совместно вести поиски! Надеялся на эксцентричного богача, который согласился бы профинансировать исследования. Сперва прислал еврейские квадраты в оккультную и бульварную прессы с просьбой опубликовать, объясняя, что они содержат зашифрованные пророчества. Однако пресса на это не отреагировала. Поэтому он начал убивать, надеясь, что какой-то недобросовестный полицейский продаст магические квадраты журналистам, и вскоре его тайные послания станут общеизвестными. Но просчитался. В полиции не нашлось охочих до грязных денег желтой прессы, а магические квадраты расшифровал не состоятельный финансист, который стремится к власти над человеческой жизнью и смертью, а Попельский. Благодаря поискам в бюро регистрации населения, он дошел до Буйко. Математик, желая избежать смертной казни, уже во время первой встречи льстил детективу, восхваляя его математический талант, а потом предложил совместные исследования своего грандиозного открытия.

— Я не боялся, что подозреваемый сбежит, — продолжал Попельский. — Убогий причудливый человечек, обшарпанный злыдень с кустиками волос, которые торчат над ушами, стал бы везде заметным. Тем временем Буйко понял, что у него земля горит под ногами, и в тот же день направил в «Новый век» письмо, в котором рассказал о еврейском происхождении графини Бекерской. Потом позвонил к ее сыну, собираясь требовать денег за опровержение своей информации. Его слова записал камердинер Бекерского, пан Станислав Вьонцек. На следующий день граф, вернувшись из очередной эротической эскапады, которые он часто устраивал себе в окрестных селах, наткнулся на журналистов, которые расспрашивали его про мать-еврейку. Прочитав записи камердинера, он узнал, кто раскрыл тайну его жизни, обнародование которой закрывало ему путь к политической карьере. Поэтому он тайком выбрался из дворца и уехал во Львов. После его отъезда камердинер Вьонцек немедленно позвонил мне, опасаясь, что жизни Буйко грозит опасность, поскольку графу стало известен источник информации о происхождении матери. К сожалению, я был не дома и узнал о звонке только вечером. Тогда я стремглав помчался к Буйко и нашел там замученного хозяина и измазанного смазкой Бекерского. Вот как все было. Quod erat demonstrandum[82].

— Врешь, ты, тварь! — завизжал Бекерский. — Ты все подстроил! Я ссал на тебя, как конь, так ты теперь решил отомстить!

Публика заволновалась, судья крикнул на обвиняемого, а Попельский сел, сочувственно вздохнув. После его объяснений все стало на свои места. Железной логики этой речи не смог возразить даже адвокат Бекерского. Его выступление было неуверенным и нечетким. Поинтересовавшись некоторыми подробностями знакомства Попельского со Станиславом Вьонцеком, Бехтольд-Сморавинский поставил неубедительно риторический вопрос.

— Моего клиента обвиняют в убийстве Леона Буйко, — говорил он, вытирая лоб носовым платком. — Неужели вас, ваша честь, и уважаемых присяжных не удивляет то, что руки моего клиента были замазаны маслом? Разве это не слишком очевидное доказательство? Очень странно, что на остальной его одежде не было следов смазки! Ведь, чтобы продвигать ведро под головой висельника, а потом опускать его так, чтобы голова погрузилась в жидкость, можно сильно разбрызгать содержимое и испачкать им одежду! Тем временем у моего клиента были замазаны только руки, которые мог насильно погрузить в ведро кто-то другой! Коллега, — обратился он к прокурору Шумило, — это доказательство как бы почерпнуто из бульварного детективного романчика!

— У нас есть и другое доказательство, — возразил прокурор. — Создание его оказалось бы не под силу читателю бульварных детективов.

— Какое именно?

— Третий магический квадрат, — Шумило вытащил из папки лист, на котором виднелась матрица со стороной из шести букв, — найденный в кабинете графа Бекерского во время обыска через два дня после ареста. Это доказательство преступления является безоговорочным. Прошу свидетеля, пана Эдварда Попельского, объяснить нам квадрат.