Чёс (сборник)

Пока Ник бузил с коллегами в пабе “У Гарри” и отшлифовывал алгебраические детали своего обреченного плана, акционерное общество Chrysan Thé Partners осваивало мировую арену. В Нью-Йорке, где его бумаги котировались на бирже под аббревиатурой CTPCX, ряд крупных инвестиционных фирм – среди них “Соломон, Смит и Барни”, “Братья Леманн”, “Морган Стенли” и “Голдман Сакс” – удостоили их рейтинга “рекомендовано к покупке”.

Когда Сингапур рухнул, уволакивая за собой Токио, Бангкок, Тайбей и “азиатское чудо” как таковое, “Коньзи-кола” приняла на себя первый вал истерии. Западные пайщики сливали CTPCX не задумываясь; Юсуф Самсудин повел себя гораздо любопытнее. Одним махом продав свой пай по 12,78, он пустил весь освобожденный капитал на скупку тех же акций, теперь уже по бросовым ценам в 3–4 доллара, действуя через мелких маклеров в сомнительных американских “котельных”. К концу рабочей недели у Юсуфа не осталось денег. Это его не остановило. Самсудин приказал самым беспринципным маклерам продолжать скупку Chrysan Thé в счет теоретической будущей прибыли, а другим параллельно играть на “деривативах”, или вторичных бумагах, то есть, грубо говоря, заключать пари об исходе заключаемых им пари. Еще неделю спустя состояние Самсудина измерялось в восьмизначных отрицательных числах. Его пай в Chrysan Thé составлял около шестидесяти процентов.

Афера, по иронии судьбы напоминавшая глобальный авось Ника Лизона, сработала. Когда в Нью-Йорке, Лондоне и Франкфурте рассеялась пыль, успокоились нервы и припудрились носы, стало понятно, что Chrysan Thé – отлаженное производство с западноевропейским рынком сбыта – выйдет из кризиса невредимым. Акции стабилизировались в районе отметки 9,5. В течение следующего месяца Юсуф Самсудин, открывая каждое утро свежий номер “Берита Хариан” или “Эйжен Уолл-стрит джорнал”, узнавал, что стал богаче на несколько миллионов.

Постепенно у него перестало екать сердце при виде бегущей строки со сводками, перестали сниться американские горки в двухмерной координатной клети. Аббревиатура СТРСХ одомашнилась, слилась со стадом себе подобных. В крови таяли последние адреналиновые льдинки. Он заметил жену и сына.

– Мы можем позволить себе все, – произнес Юсуф, задумчиво глядя в бокал бароло. Он и Джайна взяли за привычку ужинать в крохотной итальянской вилле на крыше отеля “Шератон Куала-Лумпур”. Вилла была построена из тосканского известняка по аутентичным чертежам; ее окна выходили на обсаженный пальмами олимпийский бассейн.

– Мы можем позволить себе все, – повторил Юсуф. – Но нам не нужно все. Нам нужно только лучшее. А его в этом мире по определению мало. Следовательно, главное – знать, где его найти.

– Кого его? – спросила жена, завистливо глядя на вино.

– Лучшее.

Коренастая Джайна в шелковом головном платке и бутыль бароло, обернутая в льняную салфетку, слегка напоминали друг друга. Джайна прекрасно знала этот сорт и даже этот урожай: кружок энофилов при “Шератоне” регулярно устраивал закрытые дегустации для женщин. Она сама его Юсуфу и порекомендовала. Но пить при супруге все-таки стеснялась.

– Взять, например, образование, – продолжил Самсудин. – По нашим меркам, маленький Осман говорит на очень хорошем английском. Намного лучше меня. Но это английский, над которым будут смеяться в Лондоне.

– Даже если выписывать репетиторов из Лондона?

– Даже если. Все равно ведь ребенок обречен читать безграмотные газеты и смотреть безграмотные программы. Все равно ему придется иметь дело с китайчиками. Слушать их чудовищный синглиш.

– Юсуф! – Джайна быстро оглянулась по сторонам. – Мы в приличном месте!

– Да я не против китайцев, – Самсудин досадливо хлебнул бароло, уже не притворяясь, что прислушивается к нюансам букета и послевкусия. – Без них я до сих пор бы торговал хламом на Джонкерс-стрит. По мне, пусть уж лучше Осман общается с китайцами, чем с ленивыми бумипутра.

– Ну знаешь! – Джайна, скривив губы, уставилась в окно. В дальнем, глубоком углу бассейна беззвучно плескалась белая девочка в лимонном купальнике.

– А что я такого сказал? Мы ленивы, дорогая, это факт.

– Если следовать твоей логике, ребенку вообще не стоит знать, откуда он родом, – фыркнула жена. – К сожалению, в тринадцать лет поздновато подкинуть его на крыльцо какой-нибудь паре из Стокгольма.

– Поздновато. – Юсуф сегодня покладист, отметила Джейна. Она по опыту знала, что сулит подобный тон: решение уже принято, и любые ее аргументы будут рассматриваться как, скажем, инициатива перенести хадж из Мекки в Мелакку. – Но я же не говорю о каком-то там предательстве. Я говорю о нормальном европейском образовании. Если хочешь, – муж пожал плечами, – потом можно будет вставить особый пункт в завещание. Мол, не видать тебе, сынок, наследства без доктората по исламу. А?

На дне и по периметру бассейна зажглась подсветка. Стену напротив разом накрыло подвижной чешуей бликов.

– Я не знаю, шутишь ты или нет, – пробормотала Джайна. Ртутный свет лежал на ее темном лице.