Чёрный, как тайна, синий, как смерть

Единственным упущением в жизни всесильный Леон Дюрок считал свою бездетность и нежелание Габриэля Ленуара идти по стопам дяди. Дюрок так старался обучить его ремеслу, брал с собой в заграничные командировки, посылал рекомендательные письма нужным людям… Всё коту под хвост! Назло всем традициям и общепринятым нормам несносный мальчишка отработал в банке три года, а потом, после военной службы, решил пойти служить в парижскую префектуру полиции… Ясное дело, что после таких выкрутасов племянника они пару месяцев вообще не разговаривали. Но потом сердце Дюрока смягчилось, особенно когда ему сказали, что у Габриэля есть особый дар разгадывать тайны и что главным его начальником был сам Луи Лепин, префект полиции Парижа и могущественный серый кардинал Французской Республики.

Всё бы ничего, но, похоже, годы работы в банке так и не научили племянника аккуратно относиться к деньгам. Наоборот, племянник, похоже, испытывал странное равнодушие к этому объекту вожделения почти всех здравомыслящих людей и знакомых Дюрока. Габриэль не пил, не ухлёстывал за симпатичными барышнями, но он играл. А когда проигрывался, то приходил занимать деньги у дяди. Впрочем, долги он всегда отдавал, из чего дядя в конце концов сделал вывод, что подобные просьбы – это вполне достойный повод для того, чтобы дяде увидеться с племянником, к которому он втайне относился как к собственному сыну.

Заставив Габриэля рассказать все подробности облавы на налётчиков на банки из банды Бонно, Дюрок достал свой портмоне и спросил:

– Сколько на этот раз?

Ленуару сразу стало неудобно сидеть в кресле напротив дяди. Он встал и, подойдя к висевшей на стене картине, сказал:

– Дядя, ты ведь знаешь, что я отдам? Через две недели, не позже.

– Сколько, Габриэль?

– Тысяча пятьсот франков.

Дюрок присвистнул, закрыл свой портмоне, достал из кармана ключик, висевший у него на цепочке, и открыл один из ящичков секретера. Затем он отсчитал нужную сумму и протянул её племяннику.

– Спасибо, Леон, – сказал Габриэль. Он обращался к дяде по имени только в минуты, когда испытывал особый прилив благодарности. В свою очередь, Леон Дюрок старался убедить себя в том, что в сегодняшнем чувстве благодарности Габриэля была и капелька любви.

– Хм, Габриэль, ты единственный клиент, кому я предоставляю кредит, зная, что он всё равно потом всё спустит на игру. Ты мне напоминаешь одного чудака… Оттон или Отто, не помню… В общем, полгода назад он заявился ко мне просить деньги на разработку своей чудодейственной вакцины от туберкулёза, а когда предоставил первые протоколы исследований, выяснилось, что при испытаниях вакцины все его мышки, кролики и даже шимпанзе умирали. Как можно выделять кредит на будущее, в котором нет жизни? Или был ещё сапожник Фортюнэ, который пару месяцев назад смастерил специальную «воздушную» подошву из каучука для женских моделей обуви. Это при том, что бегом у нас занимаются только мужчины!

– Дядя, но ты ведь не будешь отрицать, что половина научных открытий как раз и делаются такими чудаками! – сказал Ленуар, рассматривая картины в кабинете Дюрока.

– Конечно! Но для получения кредита им нужны рекомендации или хотя бы положительные результаты их исследований! Вот у тебя есть хорошая кредитная история, иначе ты ничего бы от меня не получил, Габриэль!

– Понятно… А ты, я вижу, продолжаешь тратить деньги на малых голландцев? – показывая рукой на одну из картин Дюрока, спросил Ленуар. – Они тоже тебе рекомендательные письма предоставляли?

– Речь идёт не о трате денег, а об инвестициях, мой мальчик! – парировал Дюрок. Банкир открыл свою записную книжку личных доходов и расходов и записал в ней аккуратным почерком выданную сумму Габриэлю.

– Ах, дядя, признайся, что тебе просто нравятся картины этой эпохи…

– Одно другому не мешает. Картины малых голландцев всегда можно будет выгодно продать – это тебе не современная мазня! Кстати, я тут прочитал статью в Le Petit Parisien, это правда, что София фон Шён, дочь германского посла, которую нашли мёртвой, позировала в каком-то клубе художников?

При воспоминании о статье Ленуар фыркнул.

– Да. Причём дело вести доверили именно мне. Но какая тебе разница, позировала она художникам или нет?

– Хороший банкир, Габриэль, должен быть в курсе личной жизни всех своих клиентов, а у нас с Вильгельмом фон Шёном есть общие интересы…

– Какие? Он может замолвить словечко перед кайзером за ваши промышленные прожекты в Германии? – спросил Ленуар.