После ухода инспектора Хиро посмотрел на гобан, и у него на виске выступила капелька пота. Ошибки быть не могло. Через два хода француз перекрыл бы ему главную точку свободы. Эта партия го осталась за полицейским…
Глава 18
Плач русалки
В Люксембургском саду в это время года всегда многолюдно, поэтому Ленуар поздравил себя с тем, что Анаис Марино назначила ему встречу у главного входа. В воздухе пахло жареными каштанами, конским навозом и газолином. Пожилые пары несли с собой складные стульчики, чтобы почитать у пруда и полюбоваться на игру малышей. Кавалеры праздно гуляли с дамами, и все наслаждались тёплым майским вечером.
Анаис опоздала всего на десять минут. На ней было длинное платье, а на плечи наброшена шаль. Девушка слегка прихрамывала, отчего у неё на лбу то и дело появлялись морщинки, но спину она держала прямо, как настоящая балерина. Если бы не сегодняшняя травма, то на неё оглядывалась бы сейчас половина сада. Ленуар подставил ей свой локоть, и они пошли к пруду.
– Мадемуазель Марино, скажите, какие отношения связывали Соню и Мансурова? – спросил Ленуар.
Натурщица вздохнула и грустно посмотрела на Люксембургский дворец.
– У них не было никаких отношений, в том-то всё и дело… Соня была влюблена в Мансурова, а он относился к ней так же, как к абстрактным формам на своих картинах. С холодной северной любовью.
– Вы ревновали к Соне? – догадался Ленуар. – Только не надо делать вид, что вы не понимаете, о чём я говорю. Я видел, как вы смотрели на Мансурова.
– Ах, это так заметно?.. – Девушка опустила глаза и порозовела. – Да, при жизни я очень ревновала Соню… Алексу нужна более взрослая, более опытная женщина… А Соня была ещё ребенком. Впрочем… Она, конечно, обманула меня, скрыв правду о своём происхождении, но теперь меня мучает совесть. Наверное, я всё-таки была несправедлива…
– А как относились к девушке другие художники? После нашего разговора с основателем Клуба кобальта у меня сложилось впечатление, что Соня пользовалась популярностью как натурщица, – осторожно, чтобы не задеть чувства Анаис, спросил Ленуар.
– Хм, для меня работа натурщицы – это прежде всего работа, которая помогает мне сводить концы с концами и откладывать себе на приданое. А Соня всё воспринимала по-другому. Теперь я понимаю почему, ведь ей не нужны были деньги. Когда она поднималась на подиум, то сразу вживалась в придуманный ею самой образ. У неё буквально горели глаза. Она умела вдохновлять и в одежде, поэтому никогда не позировала обнажённой. Конечно, это нравилось многим художникам… Они же мужчины.
Габриэль Ленуар кашлянул, вспомнив, как совсем недавно София фон Шён взбудоражила кровь ему самому.
– Анаис, вы говорите, что София всегда позировала в одежде, но я видел рисунки Джозефа Хоппера, и на них она изображена ню…
– Джо всех рисует ню. Такой у него талант. Он мастерски владеет анатомическим рисунком, поэтому может любого нарисовать без одежды: и женщину, и мужчину. Его рисунки находятся во многих частных коллекциях…
– Да, действительно, виртуоз, – задумчиво произнёс Ленуар, подумав о своём недавнем походе в публичный дом.
– Когда Соня впервые увидела, что он изобразил её неглиже, то очень встревожилась. Теперь-то я понимаю почему. Она ведь дочь посла, а рисунки Хоппера отличались особенным реализмом, и на них Соню можно было легко узнать. Она попросила Джо отдать ей все наброски, но Хоппер не согласился. Денег у Сони не было, но я видела, как через пару недель она вручила Джо в обмен на его папку с рисунками те серебряные часы, которые вы показывали Саше.
– Вот эти часы? – Ленуар достал из кармана часы с гравировкой «SOÑA» и поднёс их поближе к Анаис, чтобы та могла их рассмотреть.
– Да, эти. Только тогда на них ещё не было гравировки, – сказала Анаис.
– Погодите, но если София отдала часы Хопперу, потому что тот её шантажировал, то как эти часы потом снова оказались у Софии?
– Не знаю…
Ленуар с минуту рассматривал детей, пускающих в пруду бумажные и деревянные кораблики, а потом добавил:
– Выходит, что все художники любили Соню?
– Выходит, что так… Ей льстило их внимание. Она была солнечным ребёнком. Я только однажды видела, как она плачет, – тихо сказала натурщица.
– София фон Шён?
– Да. Однажды она пришла ко мне вечером, уже после сеанса в Клубе кобальта, вся в слезах, – начала рассказывать Анаис.
– С ней что-то случилось? – спросил Ленуар с напряжением в голосе.
– Ну… Случилась довольно деликатная история… Она сказала, что один из членов Клуба соблазнил её, и, в общем, они…
– Что?
– В общем, они были близки. Она очень боялась после этого возвращаться домой, поэтому осталась ночевать у меня. Честно говоря, я сначала ей не поверила. Мне казалось, что у неё слегка разыгралось воображение, но самой Соне я ничего не сказала, успокоила её и уложила спать. – Было заметно, что Анаис с болью вспоминает о событиях той ночи. Вот, значит, какие у Софии были настоящие подруги…
– Девушка сказала, кто её соблазнил? – нетерпеливо спросил Ленуар.