Чёрный беркут

Внимательно осматривая склоны гор, Яков надеялся обнаружить движение на карнизах и осыпях. Но все было тихо, лишь налетавший из ущелья ветер покачивал звенящие, сухие стебли травы.

* * *

Несколько дней спустя директор автомастерской получил указание: «Произвести полный расчет с военнообязанным Каймановым, обеспечить его явку в военкомат».

Секретарь парторганизации на общем собрании авторемонтников сообщил, что Кайманов идет служить на границу, от имени коллектива вручил ему премию — шевиотовый отрез на костюм и карманные часы.

На следующий день Яков съездил в военкомат и, получив предписание, явился для прохождения службы в Дауганскую комендатуру.

— Иди на склад, получай обмундирование и оружие, — будничным голосом сказал ему Карачун.

— Так просто — иди и получай? — Яков вопросительно посмотрел на коменданта.

— Не хочешь «так просто», дуй вприскочку. Только не задерживайся. Надо еще познакомить тебя с нашими сотрудниками.

Возвращаясь в кабинет Карачуна уже в военной форме, Яков на минуту задержался перед висевшим в коридоре зеркалом, придирчиво осмотрел свою атлетическую фигуру, облаченную в синие диагоналевые брюки и гимнастерку, не без удовольствия подумал: «Вид у меня вроде серьезный, будто всегда носил военную форму». Расправив складки на гимнастерке, он вошел в кабинет коменданта, плотно прикрыл за собой дверь.

— Самодеятельность, Яша, кончилась. Начинается серьезная работа, — так начал разговор Карачун.

За окнами ночь. Шумит весенний ливень. Потоки воды журчат в арыках. Федор отдал приказание начальникам застав усилить наряды. Невысокий и плотный, с белыми залысинами над загорелым темным лицом (лоб всегда закрыт козырьком фуражки), он прохаживался по кабинету и, как называл такие беседы Яков еще на Даугане, читал ему «вечернюю молитву»:

— Мера власти, Яша, — мера ответственности. Нам дана большая власть. Ответственности у нас еще больше. Ты зачислен в кадры на должность переводчика. Эта должность командирская, представление на звание послано. Сам понимаешь, при твоем знании границы заниматься тебе придется не только переводом, но и оперативной работой.

— А я так и понимаю свою работу.

— К тому и говорю. Но по натуре ты — партизан. Думаешь, вымахал до неба, тебе и черт не брат.

— Допустим.

— Что «допустим»? Банду поймать — еще не самое главное. Силами одних только пограничников границу не закроешь. Это я тебе уже не первый раз говорю. Наглухо закрыть контрабандистам путь на нашу землю — не то, что пни корчевать. Для торгашей опий — дело миллионное. Контрабандная торговля терьяком не только приносит ущерб экономике страны, но и содействует вербовке шпионов, подготовке диверсий.

— Вы мне, товарищ комендант, вроде как лекцию читаете. Эту мораль я давно знаю.

— Когда мы вдвоем, называй меня по имени и на «ты», — заметил Карачун и продолжал: — Знаешь, да только с одного бока. Главное для нас заключается в том, чтобы знать каждого, кто живет в погранполосе. Ни одно нарушение не должно застать нас врасплох. Мы обязаны поднять на охрану границы всех, кому дорога Советская Родина.

— Все правильно. Не понимаю только, зачем ты мне все это втолковываешь?

— Затем, Яша, чтобы ты сразу в курс вошел, правильно понял обстановку. А то будешь постоянно думать о Лозовом да вокруг отчима ходить, можешь не увидеть остального, главного.

— Ты так говоришь, Афанасич, будто Василий Фомич уже на свободе.

— Я почти уверен, что он скоро будет на свободе. Разберутся. Такой человек не может долго находиться под следствием.

— Что ж до сих пор не разобрались? А пора бы. Нутром чувствую — плохо сейчас Василию Фомичу. И может, в этом виноват не столько Павловский, сколько Мордовцев. Комиссар ему мешал. Еще в Лепсинске. Схватим Флегонта, посмотришь, какую ораву контрабандистов и всякой сволочи вместе с ним выудим.

— В этом я почти не сомневаюсь, Яша. Надо только хватать с умом: Мордовцевым не мы одни занимаемся. Командование информировано. Отдаст приказ, будем действовать. А с Лозовым, я уверен, ничего не случится. Такие люди зазря не пропадают... — Карачун сделал небольшую паузу. — Я просил нашего следователя Сарматского навести справки о комиссаре. Может, ему что-нибудь удалось узнать. Посиди, пока схожу к нему...

Оставшись один и прохаживаясь от стола к окну, Яков продолжал размышлять о сказанном Федором, соглашался и не соглашался с ним. Павловский далеко, его не заставишь опровергнуть собственный донос. Зато Мордовцев рядом. Стоит «расколоть» его, и появится как раз то звено, ухватившись за которое можно вытянуть длинную и запутанную цепь. Но почему Федор так уверенно говорит о скором освобождении Лозового? Что-нибудь знает? Очень хотелось надеяться, что все образуется и Лозового отпустят...

Карачун возвратился быстро. Лицо у него было белее бумаги.

— Ты что, Афанасич?

Федор с трудом глотнул слюну:

— Василий Фомич...

— Что Василий Фомич?

— Расстрелян, как враг народа.

Наступила тишина. Яков стиснул зубы, стараясь заглушить боль, ударившую в виски.

— Кто сказал?

— Сарматский... В штабе округа был... Сегодня вернулся...