В феврале 1227 года им был выслан специальный отряд на организацию блокады Нинся, в то время как Великий хан огнем и мечом продолжал опустошение страны. Некоторые из его сотен врывались в долины, медленно поднимавшиеся из районов озера Куку-Нор прямо к горам Тибета, другие сеяли смерть и разрушение в долине реки Хуанхэ, иные опустошали просторные и густонаселенные долины Вэйхэ.
Его войско методично расправлялось с царством Тангут, начав с его западных границ и закончив восточными районами, соседствующими с районами северного Китая. Чингиз-хан штурмовал царство Тангут с запада, Угэдэй занял своими войсками территории, оставшиеся свободными и находившиеся между районами, занятыми в свое время Мухули, и территориями, захваченными сейчас Чингиз-ханом. Угэдэй опустошил районы Сиани, разрушил немало городов по реке Вэйхэ, потом повернул на юго-восток и повел войска к горам Цинь-линя.
Чингиз-хан же к середине лета вернулся на холмы Лю Пань, цепь пустынных, лишенных растительности лессовых плато, таким образом замкнув царство Тангут в кольцо разорения и опустошения, разоренных и выжженных земель. Теперь, когда Угэдэй выполнил поставленную перед ним задачу, окружение тангутов было завершено и можно было нанести удар в самое сердце страны. Оставалось ждать, когда созревший плод падет к его ногам.
Командовал войсками, осаждавшим Нинся, сын давнего вассала Чингиз-хана Лаохо (Лиюко), правителя Маньчжурии. Сам Лаохо уже умер, и в лагерь Чингиз-хана прибыла его вдова просить у Великого хана назначить ее сына верховным правителем всех маньчжурских земель, и Чингиз-хан согласился предоставить сыну покойного Лаохо такую власть, однако не раньше, чем падет Нинся.
А между тем столица тангутского царства была на последнем издыхании, и царь тангутов послал доверенных лиц к Чингиз-хану, прося о милости и снисхождении. Он соглашался сдать город в течение одного месяца с условием, что Чингиз-хан обещает принять его в качестве своего вассала. На это Великий хан согласился.
Он еще раз перенес свою ставку, на этот раз к городу Цишань, в 30 милях от Циньчжоу.
Он знал, что его конец близок, и вот слова, которые историки и летописцы вложили в уста старого, уставшего от войн человека: «Давайте положим конец кровопролитию, дабы не приносить в бессмысленную жертву жизни наших врагов».
Странные слова для того, кто усеял поля, долины, пустыни и горы вокруг себя бесчисленными человеческими останками, который досыта напоил землю кровью мужчин, женщин и детей. Напрасно жители мест, через которые проходили монголы, бежали в горы, стремясь там найти спасение. Китайские анналисты утверждают, что из 100 человек спасались один или два, чтобы потом рассказать об ужасных событиях. Во время последней кампании Чингиз-хан пришел в негодование, когда его военачальники донесли, что фуража и зерна не хватает и что найти его в завоеванных и разоренных местностях становится все труднее и труднее. Они доказывали Чингиз-хану, что китайские землепашцы со своими хозяйствами совершенно бесполезны и нужно истребить все местное население, чтобы, наконец, позволить этим обширным землям вновь стать богатой травами степью. Чингиз-хан был уже готов уступить, но когда его верный советник Елюй Чу-цай, поступивший к нему на службу в 1216 году после взятия Яньцзина, горячо воспротивился этим предложениям, склонился на его сторону и, поняв, что только мир, покой и умеренность возродят страну и вскоре принесут новые доходы, позволил советнику самому взяться за это дело. Надо сказать, что к словам и мнениям Елюй Чу-цая Чингиз-хан всегда относился с неизменным уважением и ни в чем не смел ему отказать.