Может я беременная, думала Галка. Но она до этого пять раз беременела, ничего похожего при этом не испытывала и спутать уж никак не могла. На всякий случай для очистки совести Галка тайком съездила в город. Купила в аптеке тест. Пописала на него в туалете автовокзала. Пожалела потраченных на тест денег, но хоть убедилась, что точно нет – не беременна.
Ковалеву было невдомек, что там у Галки происходит. У него самого кололо бок от беспокойства. Он остался жить у Галки, твердо решив, что пока не поймет природу этого своего недуга и не выбросит его да хоть бы в адскую яму посреди Коптяков, то он отсюда не уедет.
Дни шли за днями, июльский зной сменился душным августом, а потом вдруг как отрезало, вечерами стало холодать. В небе кричали птицы, рябина заиграла красными пятнами, а лопухи посерели, поникли. Только борщевик стойко держался и осваивал край адской ямы. Ковалев все откладывал и откладывал свой отъезд в город. А телефон служебный выключил и забросил неизвестно куда.
Ближе к сентябрю из деревни случился исход дачников. Начинался учебный год. За ним потянулись деревенские, что само по себе было необычно. А тут кто к внукам, кто еще куда. Даже бабка Настя, известный домосед и та, вроде как отправилась к сыну на ПМЖ в Германию. Хотя немчуру с молодости не переносила.
Деревня постепенно пустела, неубранные яблоки гнили на земле толстым слоем, заброшенные картофельные кусты жухли, и только один дед Игнат знал зловещую правду. Не все, но многие, кто поодиночке, а кто и целыми семьями пропадали в сволочной яме. Сами, что удивительно. Никто и не заставлял, никто не агитировал. Под покровом тьмы, а то и в раннее утро бросались в яму бывшие дедигнатовские односельчане.
И бабка Настя, дед Игнат собственными глазами видел, перекинула сначала огромный потрепанный чемодан, перевязанный бечевкой, с блестящими стальными уголками из нержавейки, посмотрела на деда Игната, сквозь все скрывающие его лопухи прямо ему в глаза, перекрестилась сначала на памятник, потом еще раз на колокольню, да и сиганула следом за чемоданом в яму, ломая заросли борщевика.
Так и пары дней не проходило, чтоб кто-то в эту проклятущую яму не прыгнул. Дед Игнат только вздыхал. Пытался было своими силами возвести вокруг ямы ограду, но работа не пошла – спину прихватило.
Однажды, на излете бабьего лета, Ковалев и Галка гуляли по опустевшим деревенским улицам. Ни причины, ни тем более привычки просто так гулять в деревне никакой не было. Но дома сидеть уже было невмоготу. Каждый томился своим. Галка любовным жаром, а Ковалев правым боком. Так они, ведомые случаем, набрели на ферму Николая.
Николай тайному зову ямы не поддался. В нее не пригнул, от нее не уехал. Гостей он встретил радушно, и тут же повел на экскурсию по своему хозяйству. Николай истосковался по людям. В былые, еще
Николай тоже носил бороду и огромные очки. И его влекли грибы. Обычные грибы – вешенки и шампиньоны. В теплицах стояли во много этажей ящики, уютно укрытые пленкой – подними такую и обнаружишь в сыроватом, преющем воздухе набухшие пузыри грибных шляпок. А если прислушаться, то можно даже услышать нежное поскрипывание. Это шляпки трутся друг о друга, а грибы наливаются и растут.
В деревне к Николаю относились ровно, но без пиетета, как к некоторым городским. Может быть тому виной были штаны с подворотами, а может тот факт, что местные все эти белесые шампиньоны за грибы не считали. Не было в них вкуса, один дух. Да и тот какой-то ненашенский.
Яма перекрыла доступ паломников на ферму, и Николай без посетителей сильно скучал. Отсутствие интереса прочих людей к его делу внушало ему чувство брошенности и ненужности. В деле здорового питания очень важен пиар, а проклятая яма еще и на интернет как-то повлияла. Николай был как на необитаемом острове и в редкие периоды интернет-соединение с ужасом отмечал убыль подписчиков.
Николай провел Галку и Ковалева по плантациям, выдав им весь свой накопленный багаж знаний про грибы и грибную жизнь. Ковалев думал про покалывающий правый бок, послушно таскался за фермером и кивал невпопад. Галку же пугали взопревшие бледные шляпки. Она брезгливо держала руки на излете, чтоб ненароком чего не задеть. Вдобавок ее мутило от гнилостного грибного запаха.