– Я позволю себе вернуться к докладу, – сухо сказал Горюнов. – Дежуривший на платформе старший лейтенант Востриков встретил гражданина Чикатило ближе к вечеру, в районе девятнадцати часов, в лесополосе у станции. У Чикатило был поврежден палец. Чикатило утверждал, что искал потерявшуюся собаку, которая его и укусила. Уже установлено, что собаки у них в семье нет. На данный момент за квартирой Чикатило и им самим установлено наблюдение.
– Очень хорошо. Наблюдение продолжать, всем участникам расследования большое спасибо. – Брагин поднялся, давая понять, что совещание окончено.
– Мы с товарищем майором, – Горюнов кивнул на Липягина, – хотели бы отметить деятельное и неоценимое участие капитана Витвицкого. Без него, товарищ полковник, выйти на след этого Чикатило не получилось бы.
Брагин несколько секунд осмысливал и обдумывал услышанное, затем вдруг улыбнулся.
– Это замечательно. Но проверка в отношении капитана Витвицкого не закончена. И здесь уже от меня ничего не зависит.
– Нагадил – и в кусты, бля, – тихо сказал Липягин, когда все потянулись к выходу.
Оглашение приговора длилось не первый час. В зале то и дело кому-то становилось плохо, у здания суда дежурила «Скорая помощь».
Чикатило в своей клетке не слушал судью, шарил глазами по лицам присутствующих в поисках журналистки.
– Также с тысяча девятьсот семьдесят третьего года Чикатило неоднократно совершал развратные действия с малолетними детьми и подростками, – зачитал судья.
Чикатило дернулся, вцепился в прутья.
– Это неправда! Брехня и поклеп! – заорал он.
Судья прервался, с откровенной злостью посмотрел на Чикатило.
– Подсудимый! Я сейчас удалю вас из зала, и приговор будет зачитан без вас!
– Произвол! Ви не даєте мені сказати правду! – снова заорал Чикатило, переходя то на украинский, то на русский. – Требую отвода судьи! Нехай живе вільна Україна! Свободу Росії і Україні!
В зале стало шумно, послышались крики, но все перекрыл голос журналистки:
– Господин судья! Я как представитель четвертой власти требую, чтобы представители прессы получили возможность взять интервью у подсудимого!
– Розпрягайте хлопці коней… – завопил Чикатило, скаля желтые зубы.
Судья беспомощно переглянулся с помощниками, с прокурором – прессы в стране с некоторых пор откровенно побаивались.
– Читайте приговор! Читайте! А то мы никогда не закончим, – зло процедил прокурор.
– Преступления Чикатило совершал при следующих обстоятельствах, установленных судебной коллегией, – начал читать с листа судья. – С начала тысяча девятьсот восемьдесят второго года и в дальнейшем на территории Ростовской области в лесополосах и в лесных массивах, прилегающих к городам Шахты, Новошахтинск, Новочеркасск, а также в роще Авиаторов, расположенной на выезде из города Ростова-на-Дону в сторону указанных городов, стали совершаться убийства молодых женщин, девушек, мальчиков и девочек.
Шум в зале не стихал, Чикатило продолжал петь. Журналистка пробралась через толпу к столу судьи.
– Дайте нам возможность взять интервью! – перекрикивая шум, заявила она. – Я буду жаловаться Яковлеву и Ельцину!
Судья продолжал читать, словно гоголевский Фома Брут в церкви у гроба панночки:
– По способу убийства эти преступления выделялись исключительной жестокостью и сопровождались причинением жертвам многочисленных – по нескольку десятков – ножевых ранений садистского характера. Преступник полностью раздевал жертву и после совершения убийства уносил и, как правило, прятал одежду жертвы на значительном расстоянии от места убийства, часто закапывал ее в землю.
– Тут человеку плохо! – закричали в зале.
– Скорую вызовите!
– Медики в зале есть?!
Судья резко захлопнул папку с приговором, посмотрел в зал.
– Так. Перерыв до завтра! Позовите врача!
Судья вышел из-за стола и двинулся через толпу к двери. Чикатило торжествующе смотрел на него из клетки, он опять выиграл время.
– А как быть с интервью? – не унималась журналистка. – Я буду жаловаться в правительство…
– Да хоть в Организацию Объединенных Наций! – раздраженно бросил судья на ходу. – Подайте запрос в письменной форме – вот тогда вам будет интервью!
И он вышел, хлопнув дверью.
Витвицкий с цветами шел по больничному коридору; белый халат, наброшенный поверх пиджака, развевался, в глазах отражались затаенная радость и надежда: он шел мириться с Ириной.
На пути Витвицкому встретился врач.
– Гражданин, вы к кому?
– К старшему лейтенанту… простите. К Ирине Овсянниковой, тридцать пятая палата, – сказал погруженный в свои мысли Витвицкий и собрался идти дальше, но врач не дал ему такой возможности.
– А, муж. Увы, больная Овсянникова выписана сегодня утром.
Витвицкий оторопел, опустил руку с букетом.
– Как? А почему…
– Вы же капитан Витвицкий? Я правильно понимаю? – Врач взял его под локоток, отвел в сторону.
Витвицкий непонимающе посмотрел на врача, кивнул. Тот достал из кармана халата сложенный тетрадный лист.
– Она оставила для вас письмо. Вот, возьмите. До свидания.
Врач ушел, оставив растерянного Витвицкого с письмом в руке посреди больничного коридора.