Четыре угла коварства

Павел захлопнул дверцу, прислонился к своему автомобилю спиной, а руки скрестил на груди, как часто делает Феликс.

– Почему сразу не сказал про фотографии?

– А какая разница? Алине отослал фотки еще вчера, будет результат – вы узнаете первым, не будет – на фиг тогда на них смотреть?

– Стойте здесь, – бросил Павел, идя назад к подъезду.

Он позвонил в квартиру, открыла Настя:

– Что-то забыли?

– Да. Разреши войти. Где Феликс?

– На кухне.

Он прошел в кухню, удивив друга, Настя решила их оставить, полагая, что речь пойдет о работе, но Павел взял ее за руку:

– И ты присядь, я к тебе пришел, но хочу при Феликсе.

– А в чем дело? – опускаясь на стул, настороженно спросила она.

– Настя, скажи, тебе не попадался на глаза… молодой мужчина, красивый внешне, например, блондин, похожий на принца? Ты не ловила на себе взгляд, никто не хотел с тобой познакомиться?

– Вроде нет, а что?

– Ты можешь нам помочь, но у меня язык не поворачивается озвучить, в чем состоит твоя помощь.

– Паша, ты меня пугаешь, – набычился Феликс. – Открывай карты.

Терехов попросил только не перебивать его, изложил суть, после уставился на друга, хотя ответ должна дать Настя. Однако он муж, старше жены, к тому же прекрасно знает, в чем состоит опасность, а потому именно Феликс дал крайне категоричный ответ:

– Никогда. Ни за что.

– Я так и думал. Ладно, ребята, извините…

Он стал подниматься со стула, и вдруг:

– Я согласна, Павел Игоревич.

– А я сказал – нет! – рявкнул Феликс. – Лучше я сяду.

– А я хочу, чтобы все это поскорее закончилось, – твердо возразила Настя. – И уж точно не хочу, чтобы ты сел. Я побывала в такой жуткой ситуации, что какой-то блондин мне не страшен.

– Ты понимаешь, – раскричался муж, – что тебя могут увезти?

– Я буду под наблюдением, да, Павел Игоревич?

– И даже с микрофоном.

Еще некоторое время понадобилось уговаривать Феликса, наконец Настя заявила тоже категорично:

– Я все равно пойду, ты даже знать не будешь! Лучше поддержи меня, не хочу тебя обманывать и врать. А когда ты мысленно будешь со мной, мне ничего не страшно. Мне хочется, чтобы прежняя жизнь вернулась.

– Прежней она уже не будет, – мрачно проговорил он.

– Будет, – заверила Настя, улыбаясь. – Лучше будет.

– Черт с вами, делайте что хотите, – махнул он рукой.

– Феликс, я за Настю сам лягу костьми, но с ее головы даже волос не упадет, поверь. Все будет хорошо.

Клара в сердцах поставила кастрюлю…

…на плиту, развернулась своим грузным телом и уперла кулаки в то место, где у женщин бывает талия, но не у всех, у нее там утолщение, и процедила:

– Мне надоело это слышать! Мне надоело подвергать свою жизнь опасностям! Да сколько той жизни осталось? И так мало, я вон больная вся, а из-за тебя могу завтрашний свет не увидеть.

– Ты каждый день собираешься его не увидеть, – нашлась Маня, сидевшая за столом и нарезавшая хлеб. – Но мы живы.

– Сколько раз тебя спрашиваю – когда пойдешь к следователю? Каждый день по сто раз! Я уже тебе сумку собрала в тюрьму, а ты все откладываешь.

– Да куда ж я с такой рожей пойду? – огрызнулась Маня. – Фингал синий. И примочки твои не помогают.

– Скажи лучше, что боишься.

– И боюсь. Да. Конечно, боюсь. Я же не убила того козла в парке, так он сюда приперся, гад ползучий.

И Маня замерла, вспоминая тот ужас, когда она лунной прекрасной ночью пожелала полюбоваться звездным небом, да заметила нечто странное. Она приоткрыла дверь, чтобы посмотреть, что за бревно торчит, большое и бугристое. А бревно как рвануло к дому… Маня как заорет… Стоит, дура, и орет, видя, как бревно бежит к ней.

В последний момент захлопнула дверь, а с той стороны он (мужик это был, мужик) рванул дверную ручку на себя. Дверь приоткрылась! Маня, держа двумя руками дверную ручку, а одной ногой упираясь в стенку, завизжала еще громче. На визг прибежала Клара и тоже схватилась за дверную ручку. Обе орали как резаные, обезумевших от страха женщин поддержали местные собаки, которые подняли дикий лай.

Мужик сдался и дал деру. После этого Клара всю ночь пила таблетки от давления и костерила Маньку. А наутро ультиматум ей предъявила, мол, иди к следователю, не хочешь идти – звони, вот тебе карта, здесь написаны все его телефоны. Маня не хотела ни к следователю идти, ни звонить ему. Когда Клара это поняла, вот тут она разошлась не на шутку и кастрюлю просто бросила на плиту, а не поставила, потом передразнила подружку, чтоб ей пусто было:

– Боюсь! Конечно, боюсь! А чем думала, когда соглашалась? А мне что делать? Это ж почему я должна страдать, выходить за порог и бояться, как ты? А ночи не спать почему должна? Потому что мерещится, как твой гад лезет в окно. Оно мне надо? Рожу-то чего отворотила?

А Маня в окно смотрела и увидела: подходит тот самый следователь, опускает руку по-хозяйски за калитку и открывает защелку, а потом идет по двору. Маня, подняв плечи, словно хотела съежиться, но, упираясь ладонями о стол, медленно поднялась, едва вымолвив:

– Приперся, гад…

– Кто? – испугалась Клара, так как «гад» только одно означает: тот, кто хотел Маньку убить, а теперь обеих грохнуть хочет.