Четвертый круг

Роман и Сьерра уселись на диван, хозяин придвинул к нему кресло-качалку. Поставив на стол кассетный магнитофон, сержант как бы ненароком включил его. Это не укрылось от взгляда хозяина. Он искоса посмотрел на Сьерру, но тут же отвел глаза и повернулся к Роману.

– Извините, что я заставил вас приехать в Бехукаль в такое время, – сказал он виноватым голосом, – но мне кажется, я могу сообщить вам кое-что важное. – Он запнулся, взгляд его маленьких глазок опять остановился на магнитофоне, но тут же вновь обратился к Роману: – Меня зовут Лавигне, Максимо Лавигне. Я работаю на здешней автобазе. Эрасмо Суаснабар был моим лучшим другом. – Он снова умолк. Потом отвернулся и посмотрел в глубь темного коридора. – Вы не можете себе представить, как я переживаю его смерть, – продолжал он, все так же неподвижно глядя в коридор.

Когда он снова повернулся к гостям, Роман впервые как следует разглядел его глаза: воспаленные, потухшие.

– Он не заслужил такой смерти, товарищи. – Его голос чуть-чуть дрожал. – Это был настоящий человек, лейтенант. Революционер еще со времен Гитераса.[2]

Лавигне наклонился вперед и взял со стола недокуренную сигару. Чиркнув спичкой, зажег ее. Роман внимательно следил за ним. Лавигне снова заговорил:

– Меня очень удивила его смерть, и прежде всего то, как его убили.

Лицо Лавигне скрылось в клубах дыма, и все же лейтенант успел разглядеть, что оно искажено гневом. Или это ему показалось? Дым медленно рассеивался по комнате. Лавигне сделал еще одну затяжку.

– Суаснабара застигли врасплох, лейтенант, его заманили в ловушку, ручаюсь.

Голос Лавигне дрожал от боли и гнева, и Роман понял, что не ошибся.

– Он с малых лет привык рисковать жизнью, – продолжал негр, в волнении покусывая сигару, – на работе об этом мало кто знал, но он не раз и не два смотрел смерти в глаза, еще в тридцатом году.

У Романа вертелся на языке один вопрос, но он не хотел перебивать Лавигне, видя, что тот никак не доберется до главного и пока обходит то, ради чего звонил.

– В день, когда убили Эрасмо, я задержался на работе и пробыл на базе допоздна, – начал Лавигне. – Дежурство у Эрасмо начиналось в десять, но он всегда приходил раньше, приблизительно между четвертью и половиной десятого. – Взгляд Лавигне снова устремился в темноту коридора. – Он всегда приходил в это время. – Лавигие не глядел на Романа, словно забыл о его существовании. – Шел себе не торопясь, ну а пес, как всегда, впереди бежал.

– И вы видели, как он пришел в тот вечер? – наконец задал свой вопрос Роман.

Лавигне взглянул на него, и лейтенант заметил, что глаза, негра вновь покраснели.

– Да, видел. – Откинувшись на спинку качалки, Лавигне сунул сигару в рот. – Он появился в начале десятого. Я был в это время на стоянке, осматривал машины, которым предстоял рейс на следующий день.

– А вы не видели товарища, который дежурил до десяти?

– Видел, – уверенно ответил Лавигне. – Это был Роке, шофер.

Роман закурил, перебирая в памяти показания Роке и диспетчера Каталы.

– А вот он вас не видел. Он сказал нам, что видел только механика. Вы разве механик?

– Механик. Я как раз шел из мастерской на стоянку и видел, как Роке в будке разговаривал по телефону, но не окликнул его. Я даже видел, как он уходил, если вас это интересует. Но возможно, меня он не заметил.

– Роке оказал, что видел кого-то из механиков: тот лежал под грузовиком в дальнем конце двора. Кто именно это был, он не разобрал.

Лавигне выпустил большое облако дыма.

– Я и был.

– И вы разговаривали с Суаснабаром в тот вечер?

– Конечно, – сказал Лавигне, – само собой.

Его сигара погасла. Он положил ее в пепельницу.

– Эрасмо сам подошел ко мне, он заметил, что кто-то работает на стоянке, и пошел посмотреть, кто это.

– О чем вы беседовали? – поинтересовался Роман.

– Так, ни о чем, – Лавигне развел руками. – О бейсболе, о холодах. Не помню. По-моему, ни о чем таком…

Роман понимал, что имеет в виду механик, но все же хотел услышать более точный ответ.

– Ни о чем таком, что показалось бы вам странным? Иными словами, ни о чем, что было бы связано с дальнейшими событиями?

– Именно, – подтвердил Лавигне. – Потом я подтягивал болты на колесе у грузовика, что стоял как раз неподалеку от будки. По-моему, это было последнее, что я делал в тот вечер. Эрасмо сидел на пороге будки, и мы разговаривали. Потом он угостил меня кофе, скоро я ушел домой.

– В котором часу? – спросил Роман.

– Часов в десять, наверно.

Роман потушил сигарету.

– Лавигне, – он посмотрел механику прямо в глаза, – вы ведь еще не сказали того, что хотели. Мы ждем.

Лавигне встал, и под взглядом Романа и Сьерры сделал несколько нерешительных шагов по комнате. Потом медленно, очень медленно опустился в качалку, глубоко вздохнул, поднял голову и наконец набрался духа.

– Вы правы, лейтенант, не сказал. Дело в том, что, когда я уходил около десяти часов, на базе оставался еще кое-кто.

– Еще кое-кто? – насторожился Роман. – Кто же?

– Лабрада, начальник отдела кадров.

Лицо Романа помрачнело.

– Вы уверены? Вы видели его?