Четвертая Беты

— Почти. Умирая от жажды, он поспешно высекал на камне свои основные мысли. Всю теорию он, конечно, высечь не мог, для этого не было ни времени, ни сил, ни инструментов… непонятно вообще, чем он работал… но он оставил, например, такие надписи: «Создатель?» — жирный вопросительный знак и далее: «Не верил, не верю, не поверю никогда», затем «Мир вечен и не имеет пределов», еще десяток фраз подобного рода и в конце «Я любил жизнь, она — высшее благо мироздания, но и она ничто перед истиной». И подпись: «Рината из шестьдесят четвертого века». Представляете? Не из города или страны, как тогда было принято именоваться, а века.

— Больше семисот лет назад, — подсчитал Дан. — Он был не интуитивист, этот ваш Рината…

— А кто?

— Да попросту гений!

— Одно не исключает другого, — заметила Ника. — Но какое отношение все это имеет к Марану?

— Самое прямое. Он написал повесть о Ринате, и, клянусь Создателем, это была вещь настоящая. Когда Мастер прочел ее, он обнял Марана и сказал: «Я доволен тобой, сын мой»… слово «сын» я слышал от него еще дважды, ни разом больше. Но дело даже не в этом. Однажды в минуту откровенности… боюсь, что мы с ним тогда крепко выпили, обычно он скрытен до невозможности… Маран мне сказал: «Я хотел бы умереть смертью Ринаты».

Дан примерил сказанное на себя и содрогнулся.

Ника нарушила молчание первой.

— Это было давно, — сказала она упрямо.

Поэт взглянул на нее с сожалением.

— И все-таки. Помнишь, когда Маран пришел в Старый зал? После этого. Он хотел поговорить с тобой, но позвал почему-то и нас… Ты сам, наверно, забыл, как был с ним резок… Дан не даст соврать… Резок и суров. Как судья.

Поэт вздохнул.

— Маран давно нашел себе судью похлеще меня. Ему нужен скорее защитник.

— Что-что?

— Да нет, ничего.

— Не понимаю.

Поэт устало потер виски.

— Послушай, Ника… Знаешь, что? Давай возьмем подходящую ситуацию… правда, я мало с кем тут знаком… Ну положим, Дан и Эд. Представь себе, что они совершили какой-то проступок, сделали неверный шаг… Кого из них ты будешь судить строже?

— Дана, конечно.

— Почему?

— Почему? Ну… Наверно, потому что он мне ближе и дороже и…

— … и ты больнее переживаешь его ошибки, нежели чужие, не так ли?

— Допустим.

— Я тебя не убедил?

— Ты не учитываешь одно немаловажное обстоятельство. Что бы Дан не натворил такого… ну неприемлемого с моей точки зрения… я все равно не усомнюсь в том, что он просто заблуждается, что внутренне он тот же, а вовсе не стал другим человеком.

— И давно ты знаешь Дана?

— Уже лет пять.

— Уже! А почему ты не допускаешь, что я могу в том же ключе думать о человеке, которого знаю… да всю жизнь, можно сказать!

— Ну если так…

— Да, именно так! — Поэт сердито повернулся от нее к Дану. — И все же, как мне вернуться домой?

— Подожди немного, — попросил Дан виновато… откровенно говоря, в душе он ликовал, но старался этого не выказывать, — еще немного ты можешь подождать?

— Немного могу. Но…

— Я хочу полететь с тобой, — опередил его вопрос Дан.

— Ты?!

— Да. Тебя это удивляет?

— В какой-то степени… Не думай, я рад. Правда. Но за чем же дело? Летим.

— Все не так просто, Поэт. Видишь ли, по нашим законам, решение о вступлении в контакт с внеземной цивилизацией принимается только Всемирной Ассамблеей после всестороннего изучения обстановки специалистами, всяческих опросов и… Словом, это целая история.

— А как же тогда вступили в контакт вы? Ты и Ника?

— У нас не было другого выхода. Мы потерпели катастрофу. И потом мы не вступали в контакт… я имею в виду официальный контакт — с народами, с правительствами. Кто мы такие, знаете только вы с Мараном.

— И Дина, — добавила Ника.

— И Дина. Какой же это контакт?

— А если б мы разболтали вашу тайну кому попало? — спросил Поэт.

— Все равно у нас не было другого выхода.

— Почему же? Вы могли сидеть в лесу, пока вас не нашли бы. Или пока вы не умерли б с голоду. Если уж у вас такие суровые законы.

— Ну до такой степени идиотизма наши законы не доходят, — ухмыльнулся Дан. — В общем, будь другом, потерпи еще немного. Идет?

Поэт хмуро кивнул.

Дан допивал молоко, когда в бар вошел старший инженер базы Ким Чжу.

— Молочко попиваешь? Пей, пей, нагуливай калории, скоро они тебе понадобятся.

— Что такое? — спросил Дан лениво.

— К нам летит Железный Тигран.

— Сам?! — не поверил Дан.

— Сам, сам.

— А шеф?

— Ну и шеф с ним. Там с него сняли стружку…

— За что?

— По-твоему, не за что? Проморгать буквально у себя под носом цивилизацию, это же суметь надо!

— Он астрофизик, — слабо возразил Дан.

— Кто же спорит? А эффект Нортона?

— Не говори, чего не знаешь, — разозлился Дан. — Эффект Нортона требует долговременных наблюдений. А сколько планет у той же Беты? Двенадцать? И вообще, система буквально набита планетами, их тут десятки. А базе нет и года.