— Я въ Петербург, въ институт, поневол должна была вставать рано, громко объяснила она, подчеркивая и Петербургъ и институтъ, — привычка осталась. Я кажется, видла васъ какъ-то тамъ у насъ? Когда государь прізжалъ?…
— Очень можетъ быть! Мн очень лестно что воспоминаніе объ этомъ сохранилось въ вашей памяти, изящно пропустилъ нашъ полковникъ.
Она разсмялась во всю ширину своего рта: ты еще молъ настоящимъ образомъ моихъ блыхъ зубовъ не видалъ!..
— А вы теперь къ намъ сюда надолго? уже совсмъ фамиліярно обратилась она теперь къ нему;- не на сегодняшній только день?…
Лице Анисьева приняло тотчасъ же холодное и сдержанное выраженіе.
— Не знаю, смотря по обстоятельствамъ, сухо отвтилъ онъ.
Но Ольгу Елпидифорову трудно было приводить въ смущеніе сухими отвтами.
— А если обстоятельства будутъ благопріятны? протянула она, лукаво воззрясь на него.
— Для насъ-бдныхъ это будетъ значить что вы будете къ намъ благосклонны, отшутился онъ осторожно, и со словами: «не смю боле васъ задерживать» и новымъ учтивымъ поклономъ, проскользнулъ опять бочкомъ мимо нея въ сни…
«Изъ провинціальныхъ амишекъ; по штату фаворитка и чиновникъ особыхъ порученій хозяйки дома!» опредлилъ себ точно и врно положеніе нашей барышни въ Сицкомъ блестящій петербургскій воинъ, выходя на дворъ и надвая каску. — «Mais quel morceau de roi!» подумалъ онъ тутъ же, и медленно провелъ языкомъ по своимъ глянцовитымъ усамъ. — «Ее надо будетъ приручить», ршилъ онъ за новымъ размышленіемъ, — «она, кажется, можетъ быть полезна»…
«У, какой же онъ долженъ быть фейнеръ-кондитеръ», ршила въ свою очередь Ольга Елпидифоровна, оставшись одна. «А мн такіе всегда нравились!» И она на мигъ задумалась. — «А какъ глупа Лина предпочитать такому своего этого профессора!»…
Таковъ былъ итогъ размышленій бойкой двицы, посл чего она опять, никмъ незамченная, вернулась въ свою комнату, раздлась, и на этотъ разъ проспала какъ убитая до девяти часовъ.
XLI
А теперь она шла съ «Lucr`ece» и ея картономъ къ Лин, сама держа въ рук завернутый въ тонкую бумагу черепаховый бюваръ, недавній подарокъ ей самой Ранцева, но который она жертвовала именинниц, заказавъ на него предварительно въ Москв золотой шифръ Лины подъ княжескою короной.
— А, la barischnia! услыхала она веселый смхъ, едва успла отворить дверь въ кабинетъ княжны;- кому ты здсь глазенапы пускаешь, говори скорй?.
Она узнала Женни Карнаухову, съ которою была довольно близка, такъ какъ до прізда Шастуновыхъ въ Россію гостила разъ лтомъ у родителей ея въ подмосковной.
— Некому, душка, некому, — ты всхъ отбила! И она со смхомъ кинулась обнимать крупную княжну.- Lina, cher ange, вотъ вамъ отъ вашей maman, — она указала на картонъ, — а это мое скромное приношеніе… Она развернула свой бюваръ.
— Quelle magnificence! снова расхохоталась княжна Карнаухова, кидаясь разглядывать его. — Признайся, не сама купила? Кто далъ теб, говори, кто?
Барышня наша не сконфузилась:
— И не купила, и дали, и теб завидно что изъ твоихъ никто теб такихъ подарковъ не подноситъ! отшутилась она, смясь еще громчее той. — Что взяла?
— Мы люди маленькіе, насъ обидть легко; гд намъ противъ вашихъ глазенаповъ! возразила на это Женни, уже слегка обиженнымъ тономъ. — И, главное, вдь я очень хорошо знаю кто! Вдь все тотъ же, «le capitan?»… Это у Толи Французъ, monsieur Lamy, ихъ такъ называетъ: «le capitan et la barischnia», объяснила она Лин, которая между тмъ, взявъ бюваръ изъ рукъ Ольги, благодарила ее, цлуя;- и вообрази, эта дура до сихъ поръ не сумла окрутиться съ нимъ!..
— Не хотла, а не «не сумла!» презрительно сжавъ губы, отпарировала бойкая особа.
— И дура, дура, дура, тысячу разъ говорю что дура!.. Ab, ravissant, ravissant, ravissant!..
И съ этимъ крикомъ Женни бросилась со всхъ ногъ къ парижскому платью которое опытная «Lucr`ece» приподымала осторожно въ эту минуту изъ картона. Она такъ и погрузилась жадными глазами въ разсматриваніе его рюшей и волановъ…
— Лина, шепотомъ сказала Ольга, воспользовавшись этимъ, — у меня есть къ вамъ секретъ… И она передала ей буквально порученіе княгини…
Печальная улыбка бродила по лицу Лины въ продолженіе этого разсказа.
— И все? спросила она, когда та кончила.
— Все…
Княжна тихо приподняла плечи:
— Maman, я удивляюсь, до сихъ поръ не можетъ понять что это все не иметъ для меня никакой цны.
— Ну, признаюсь, заговорила было Ольга, — я бы на вашемъ мст, кажется…
Она остановилась предъ холоднымъ, почти строгимъ, взглядомъ, который подняла теперь на нее Лина:
— А я васъ прошу, милая, если maman еще разъ заговоритъ вамъ объ этомъ, повторите ей мои слова: мн не нужно никакихъ парюръ… а эту — она подчеркнула — я надюсь никогда не получить… Вы моихъ другихъ подарковъ еще не видли? перемнила она тутъ же разговоръ, и подошла къ большому столу стоявшему посреди комнаты.