Честь собственного имени. Интервью В.Пикуля журналу «Наш Современник» №2, 1989 г.

В XVII веке маньчжурская династия Цин вломилась в Китай и свергла китайскую династию Мин. Китайцам велено было производить отсчет истории с того года, как они покорились династии маньчжуров, которые ясно осознавали: надо обрубить питательные корни — и дерево зачахнет!

Нечто подобное произошло в 20-е годы нашего века, когда русская история была задернута траурным флером. Историю заменили либо история развития общественных формаций, либо история революционных движений, либо история классовой борьбы. И такое положение длилось довольно долго. Вместо истории давали какие-то отсевки, дуранду вместо хлеба. Продолжают эту дуранду пихать и сейчас. Особенно в школе. Почему-то история Месопотамии или Древнего Рима у нас преподносится более широко и ярко, нежели история Отечества.

И то, что были разрушены — да и сейчас разрушаются — замечательные памятники искусства, памятники людям прошлого, — это результат преступного отношения к истории.

C.Ж. — А не происходит ли нечто подобное с недавней нашей историей? Уж в очень темных тонах она подается со страниц периодики.

В.П. — Вы знаете, а я, вглядываясь в историю после 17-го года, что-то и не вижу особенно радужных красок. Братоубийственная гражданская война, красный террор, миллионы погибших, миллионы беспризорных, эмиграция. Из страны буквально вытек ее мозг. Была — в большинстве случаев физически — уничтожена русская интеллигенция. А ведь интеллигенция, она, как тонкий озоновый слой над планетой, защищающий ее от радиации, защищает народ от деградации.

Затем коллективизация — и опять миллионы жертв, индустриализация, война, выигранная огромной кровью, и т. д., вплоть до так называемого застойного времени. И почти все это время — страх и террор.

А в результате — великая держава становится нищей и лишенной идеалов. Какие уж тут радужные краски!

С.Ж. — Но тем не менее нам необходимо иметь объективное, научно выверенное знание об этом времени. А сейчас голоса профессиональных историков почти не слышно и прошлое оценивается на уровне эмоциональных всплесков, как правило, односторонне тенденциозных. Создается впечатление, что история после 17-го года пишется сегодня сыновьями, зятьями, женами, снохами, шуряками и т.д. бывших «сильных мира сего».

Вдова Бухарина через 50 лет «вспоминает» устное «письмо» своего мужа.

Сын Микояна, ссылаясь на рассуждения отца, рассказывает о репрессиях 30—40-х годов. А буквально через несколько дней другой родственник другого деятеля живописует преступления того же Микояна.

За один последний год появилось штук восемь воспоминаний об аресте Берия, резко противоречащих друг другу, но претендующих на исключительную достоверность. Разве это история?

B.П. — Да, все это так. Но мне кажется, что в конце концов вся шелуха отсеется и выкристаллизуется истина. Иначе быть не может. Другое дело, что путь к истине будет тернист и не прост, ибо, Вы правильно заметили, пока в печати появляются материалы очень односторонние. Да и печать наша — как, впрочем, и телевидение — очень тенденциозна в отношении к недавнему прошлому. Сегодня сложилось такое положение, что человеку, имеющему иную точку зрения, просто негде ее высказать.

C.Ж. — Валентин Саввич, не трудно заметить, что практически все публикации о послереволюционной нашей истории сводятся к личности И.В. Сталина. Каково Ваше к нему отношение?

B.П. — У меня никогда не было к Сталину особого почтения. Хотя это, конечно же, сложная, далеко не ординарная и не однозначная фигура. Таковым я стараюсь показать его и в романе «Сталинград».

C.Ж. — А не кажется ли Вам, что это муссирование имени Сталина в «Огоньке», «Советской культуре», «Московских новостях», «Знамени» преследует совершенно определенную цель: с одной стороны — свалить на него все преступления тогдашнего времени и тем самым оставить в тени иные зловещие фигуры, а с другой, смахнув одну «икону», водрузить на ее место десятки новых. Ведь смотрите, какими белоснежными ангелами со страниц тех же изданий предстают Бухарин, Зиновьев, Каменев и им подобные. Даже одиозную фигуру Лейбы Давидовича Троцкого пытаются сегодня исподволь, а то и прямо, поднять на пьедестал. Я имею в виду не только безответственные высказывания в некоторых органах печати, но и странную публикацию в «Литгазете» о том, в частности, что Л. Троцкого в период с 1917 по 1924 год никак нельзя считать враждебным революции. Что это, девственное неведение директора Института военной истории, доктора философских наук о Троцком как организаторе массовых расстрелов, создателе концентрационных лагерей и т. д. и т. п. или желание любыми путями снискать себе популярность у «прогрессивных кругов»?