Мне в этих памятных местахТак ощутима ты!Знакомый сад заглох, зачах,Не политы цветы.Закрыты ставни на замок,Но мне, как прежде, радЗаветный сад… О, как я могВойти в тот самый сад!Тот самый и совсем иной —Он пуст, затоптан, гол.И он, как я, одной тобойДышал, и жил, и цвел…
«Когда неизъяснимо и глубоко…»
Когда неизъяснимо и глубокоВстревожена порой душа твоя, —Знай, в этот миг мне горько, одиноко,В смятении ночном теряюсь я.Когда тебе в сердечном непокоеПочудится неведомый напев, —Знай, это я тебя зову с тоскою,Рыдаю и зову, осиротев.Глазами золотистыми твоими,Мне чудится, я озарен порой,В ночи дневной единственное имяВнезапно разгорается зарей.
Октябрю
Прочь, осень с тоской беззвучного плача!Привет мой тебе, разгневанный гром!Привет мой борьбе, звенящей мечом,Могучей, как свет, как солнце горячей!Расстанься, душа, с бессветною хмурью,Чтоб вольная песнь пылала в груди.От зорких зарниц светло впереди.Привет мой тебе, великая буря!
Наири Зарьян (1900–1969)
Тиран и поэт
1Жил некогда царь, владыка владык.Свирепый тиран, одетый в парчу.Богат, и могуч, и славой велик,Вдруг вздумал он: «Стать поэтом хочу».Газели писал, вставая чуть свет.Любовь прославлял двустишьями он.Тиран приказал, чтоб лучший поэтНемедленно был к нему приведен.«Вот, мастер, взгляни на эту газель, —Сказал ему царь, собою гордясь, —Искусством стиха владею вполне ль?Раздумий моих понятна ли связь?»Поэт прочитал творенье царя,И кротко сказал тирану поэт:«Пусть слава твоя, как солнце горя,Сияет в лучах великих побед!Завидуют, царь, подобной судьбе.Всех недругов ты осилил давно.Полмира — твои. Но, царь мой, тебеИскусством стиха владеть не дано».Тиран закричал: «Прощенья проси!Завистник, ты мнишь свое волшебство,Свой дар лишь тебе открыл Фирдуси?!Эй, слуги мои, — в темницу его!»2