– Она сама принесла мне зараженный файл.
– Игра в кошки мышки? Ты же сам говорил, что Ботаник постоянно выкидывал нечто подобное.
– Нет, она чайник, Данил. Совсем.
– Прикидывается. Или все-таки думаешь – подстава? – айтишник прищурился, посмотрел профессионально-изучающе.
– Определенно подстава. Но кому это надо?
Кистяев вздохнул:
– Ты знаешь, Слав, хорошо уже то, что у нас есть какая-то конкретика. Хоть какая-то, пусть дохленькая, ниточка. Мы за нее дернем. Она потянет за собой другую… Так и найдем Ботаника. Я считаю, это удача, что нам попался этот файл.
Мстислав кивнул. Он не разделял оптимизма коллеги. Потому что понимал, что никто в окружении Яны не знает о его существовании, и тем более его специализации. Значит, ее рабочий компьютер, база, были заражены специально. При чем таким приметным образом: код, использованный в поврежденном отчете, уже мелькал в уголовном деле в соседнем регионе. Попади он к оперативникам, а не к нему, Мстиславу, те бы уже ставили галочку в своем отчете раскрываемости и паковали Яну в автозак.
Что-то здесь не складывалось.
Что? И зачем Ботанику это надо: подставлять замгенерального приморского банка?
«Если отбросить, что Яна как-то связана с Ботаником, то, выходит, с ним связан кто-то из ее окружения, кто-то из сотрудников, имевших доступ к зараженному отчету, – размышлял Мстислав. – Выходит, в схеме Ботаника фигурирует этот банк. Зачем? Как конечный объект охоты, как окно для трансфера награбленного?»
– Я передаю материалы оперативникам, пусть проводят проверку всех, кто с этим файлом контачил, – Данил порывисто встал.
Мстислав кивнул: выяснить круг лиц, кто имел доступ к этому отчету, – он тоже об этом думал.
– А я передам все-таки файл в головной офис, – пробормотал, коротко взглянув на часы. – Пусть Тимченко тоже поколдует над ним.
13
Яна добралась до офиса непривычно быстро. Специально встала раньше, чтобы успеть поработать с отчетом… Хотя, что она лгала себе? Она встала раньше, потому что не хотела видеться с Владом. Почему-то то, что раньше таяло с восходом солнца, сейчас засело под сердцем каленой иглой и напоминало о себе при каждом вдохе.
Прогуляла Данте, налила свежей воды и корма в миски, потрепала по холке и выскользнула из квартиры раньше, чем запиликал будильник Влада.
По дороге выбросила, как олицетворение ее главного врага, пакет с костюмом и рубашкой мужа. Надеялась, что поможет. И, кажется, на несколько мгновений стало легче и светлее на душе. Но уже через несколько минут под урчание прогревающегося двигателя она перебирала в памяти то, что сидело там занозой все это время.
Ирке три года. Яна только вышла из декретного отпуска. Приняли в банк, в котором она и работает сейчас, на должность специалиста в отдел закупок. Иришку определили в садик. И вот звонит воспитательница – вашей девочке плохо, понос. Надо забрать. Яна звонит мужу, после череды гудков, Влад принял вызов. Яна и сейчас готова отдать голову на отсечение, что на заднем фоне отчетливо услышала женский голос. «Котик, ты же обещал, что сегодня никуда не поедешь».
Влад все отрицал. Потом сказал, что с мужиками фильмец смотрели в перерыве.
Иркин первый класс. Влад вернулся из трехдневной командировки. Разбирая чемодан, Яна обнаружила завалившуюся между карманом и подкладкой губную помаду. Блеск для губ, почти пустой пузырек ярко розового перламутра. Она даже не спрашивала мужа о нем, просто выбросила, как недоразумение.
Потом еще были звонки и молчание в трубке. Влад ходил мрачный, нервный. Ирка заболела бронхитом. И он отправил их в санаторий. Через три недели они вернулись, все стало по-прежнему.
Эти странности, забытые помады, посторонние запахи, чужие вещи в карманах, как вереница вопросов без ответов, не давали сосредоточиться.
Яна набрала номер Тани, школьной подруги:
– Давай, сегодня в обед встретимся? – предложила. Танька давно и удачно вышла замуж за их общего одноклассника. Парень занимался растаможкой грузов и чувствовал себя более чем хорошо. Танька не работала, воспитывала детей. На повод вырваться из дома среагировала мгновенно радостным визгом.
С Танькой можно все обсудить. Что «все»? Влада – это понятно. А этого парня и его дерзкий поцелуй и «ты мне нравишься, я хочу тебя видеть»? Как это можно с кем-то обсуждать? Ей, Яне, и сейчас нестерпимо стыдно – неужели она дала понять, что совершенно посторонний человек может ее вот так целовать. Что она сделала не так?
Она поднималась на свой этаж, проходила пустынными коридорами, планируя не совещание у генерального, ради подготовки к которому она встала на час раньше, а разговор с подругой.
В своем кабинете она распахнула окно, впустила под электрические квадратики плафонов свежий, пахнущий водорослями и туманом бриз. Тот закружился, оттолкнулся от стен, задорно дернул на столе листки открытого ежедневника.