Черный хрусталь

– Ну, что вы там обнаружили, парни? Десяток крыс, таких же старых, как наш Мокко?

Его перебил голос Эйно, нарочито пьяный:

– И все-таки я должен поглядеть, как там дела у моего оруженосца. Это ведь мой, как его?… долг, да?

– Как вам будет угодно, друг мой. Вот только там, наверное, пыльно…

На лестнице показались сапоги Эйно Лоттвица. Спустившись, он с веселой миной повернулся ко мне, и вдруг застыл, глядя на лежащий передо мной шлем.

– Так значит, они здесь все-таки были… – едва слышно прошипел он.

Лоттвиц взял находку в руки, безо всякого интереса повертел ее и бросил обратно в сундук.

– Жертвенная ваза, наверное, – громко сказал он, пристально глядя на меня. – Старый адмирал, похоже, натащил целый воз всякого хлама… идемте, ребята. Собираем сундуки и вперед, а то нам не хватает партнеров для игры.

– Жертвенная ваза? – переспросил Энгард с сомнением в голосе.

– А что ж еще? – хмыкнул Эйно. – Я видел что-то похожее у желторожих. Ну же, собирайте все это дерьмо! Вечер в самом разгаре, а нам не с кем играть.

Глава 7

Четыре ящика, черных, отделанных толстой кожей и обитых стальными полосами, с трудом выгрузили из хорошо знакомого мне экипажа – едва бриг подошел к пристани, Эйно послал в Лоер скорохода, и вскоре за нами примчались четверо всадников и огромная карета без гербов. Мы опять приплыли на закате, и я подумал, что, наверное, у меня это войдет в привычку, – привычку возвращаться домой к самому ужину.

В замке не изменилось ничего. Поглядев, как ящики исчезают в дверях подъезда, я подхватил свой саквояжик, устало вздохнул и двинулся к себе. В холле мне встретилась Ута.

– Ты кажешься измученным, – сказала она. – Много было девок?

Знай я ее чуть меньше – наверное, я почувствовал бы себя обиженным. Но так как я уже привык и к ней, и к ее подначкам, то я полуобнял ее правой рукой, приблизил губы к ее уху и громко сказал:

– Еле хожу.

Ута засмеялась, похлопала меня по спине и отстранилась.

– Встретимся за ужином, – сказала она мне в дверях.

Я проводил взглядом ее гибкую фигуру, хмыкнул и поплелся к лестнице.

Немного отмокнув в горячей воде, я прошел в кабинет, глянул на хронометр – если распорядок дня не изменился, до ужина у меня было еще двадцать минут, – и рассеянно посмотрел на тщательно вычищенный камин, в котором лежал маленький колодец акккуратно напиленных чурбачков, кора и пара листков старой газеты для растопки. Я знал, что было в тяжелых ящиках. Их привез Иллари, привез буквально за полчаса до отхода нашего корабля, и всю дорогу он только что не жил на них, никого, кроме Эйно не пуская в свою каюту. В ящиках было золото в слитках и драгоценности. Я с трудом представлял себе сумму, которую можно было бы выручить от продажи этого, с позволения сказать, имущества. Наверное, на это золото я смог бы купить мою родную провинцию, а господина герцога нанять садовником…

Золото выдал Эйно загадочный Рэ Монфор.

Поздно ночью, когда Холгер и Эйно, до одури наигравшись в ло, расползлись по спальням, я спросил у шатающегося Энгарда, слышал ли он о человеке с таким именем. Мой приятель долго скрипел мозгами и морщил лоб, а потом, вдруг прозрев, вспомнил: да, слышал. Но как слышал, почему слышал – не знает. Слышал…

Значит, думал я, Монфор даже не аристократ? Кто же он тогда – промышленник, финансовый воротила? Тоже сомнительно: в Пеллии, а особенно в королевской столице, аристократия родовая до такой степени переплелась с аристократией финансовой, что любое сколько-нибудь известное имя должно быть у всех на слуху. Ясно, что человек, способный запросто вывалить четыре ящика золота и драгоценностей, не может быть простым замухрышкой. Да и замок, явно старый и явно не из дешевых… так кто же он?

Постучавшая в дверь горничная объявила мне, что ужин задерживается на полчаса.

Я посмотрел на нее как на привидение и даже не сразу вспомнил, как ее зовут – хотя должен был: эта девочка с отчаянной назойливостью рвалась ко мне в постель, и я уже начинал подумывать о том, чтобы уступить ей, тем более что Эйно еще в самом начале намекнул, что все хорошенькие девушки замка находятся в моем полном распоряжении.

– А почему? – спросил я.

– Его светлость изволит ждать важного гостя, – прощебетала она в ответ.

– Хорошо, – кивнул я. – Разожги мне камин в кабинете. Вечер будет холодным.

Она с готовностью прошла через гостиную и склонилась над камином, чиркая огнивом. Сев в кресло, я пригубил легкого холодного вина. За окном уже стояли сумерки, тянуло холодком – а может, мне стало холодно из-за вина. Я смотрел на ее обтянутый узкой длинной юбкой зад, на каштановые кудри, рассыпавшиеся по плечам, и морщился, отгоняя от себя столичные воспоминания.

– Лила, а госпожа Телла уже уехала? – спросил я.

Под поленцами вспыхнул веселый огонек, занялась кора.

– Эта… актриса?

Лила выпрямилась и посмотрела на меня – с некоторым, как мне показалось, вызовом.

– Уехала. На третий день после вас.

– Хвала предержателям. Глоток вина?