Разогнав кровь, Ольгерд опустился на пол и начал шарить в темноте. Нащупал отброшенную к стене свечу, достал из кармана кресало, добыл свет. Подошел к двери, внимательно ее рассмотрел и покачал головой. Это была цельная доска, вырезанная из твердого, словно камень, мореного дуба и пытаться вскрыть ее ножом было все равно что бить в крепостные ворота вязальной спицей. В поисках тайного выхода обстучал все четыре стены сверху донизу. Заставляя себя не думать о бессмысленности производимых действий, Ольгерд вернулся к двери, достал нож и, погасив свечу, чтобы не выжигать оставшийся воздух, начал долбить острием в одно место.
Долбил он долго, время от времени отдыхая и собираясь с силами. Дышать становилось все тяжелее, рука слабела. Выщербина была глубиной от силы в четверть дюйма, когда нож выпал из рук, а перед глазами поплыли красно-фиолетовые круги и в ушах зазвенели странные голоса.
Ольгерду почудилось вдруг, что он снова стоит в тоннеле, по которому его приводили к знаниям потомки сгинувших дано тамплиеров. И, как тогда в тоннеле, вдали перед слабеющим взором забрезжил свет. Он ринулся вперед, раздвигая руками обжигающе-холодную воду, но остановился, разглядев бревнами плывущие навстречу бесконечные мертвые тела.
Восковые маски застывших лиц казались в лунном свете выточенными из камня. Была там девочка, имя которой он забыл, дочь стряпухи, участница детских игр умершая от лихорадки, убитые Душегубцем мать и отец, десятки лишенных жизни в бою врагов, слепой кобзарь Филимон, мальтиец Анри, Тарас Кочур, посаженные на кол казаки, Фатима, убитые в Риге шведы-наемники.
Угасающий разум Ольгерда осознал — еще немного, и он поплывет по воде вслед за всеми. Сил противиться смерти больше не оставалось. Ольгерд, слабея в ногах, начал медленно опускаться в ледяную, сковывающую движения воду. Когда холод достиг груди как вдруг едва различимый свет, что все еще брезжил в конце тоннеля, вдруг приблизился к самым глазам и заблистал нестерпимо ярко.
Ольгерд уже не слышал как за дверью щелкнул засов, дубовая дверь отворилась и в крипту, пьянящим мозельским вином, хлынул сырой утренний воздух.
Ольгерд оперся о стену и присел на ближайшее возвышение, которым оказался тот самый ящик, на котором сидел, ведя с ним разговор, Душегубец. Пока он приходил в себя, Измаил, с факелом в руке осматривал крипту. Скользнул взглядом по коробам с мумиями, подошел к саркофагам, осветил их внутри, покачал головой:
— Черный Гетман был здесь?
— Да, — кивнул Ольгерд. — Только Дмитрий его забрал.
— Давно?
— Не знаю. Что сейчас на дворе?
— Вечер. Настоятель сказал, что ты сюда приехал вчера, попросился молиться в костеле и пропал.
— Ты же Вильно должен был ждать. Как здесь оказался?
— Почти случайно. Когда из Риги выезжали, спросил у стражи, не видели они человека с приметами Душегубца. Те и припомнили за полталера, что был такой, только вчера. Тут уж сложить два и два, чтобы понять, что тебя ждет засада, было несложно. Кинулся в погоню. До сих пор от седла седалище болит и спина не разгибается. Дальше — понятно. Расспросил обо всем иезуита, спустился в усыпальницу, по твоему рассказу открыл вход в подземелье. В общем, в сорочке ты родился, Ольгерд.
В крипту забежал Сарабун. Потянул носом воздух, сморщился, словно гнилья нюхнул, подскочил к Ольгерду, оттянул ему веко, приложил ухо к груди и решительно заявил:
— Немедля на улицу!
Пока Ольгерд разговаривал с Измаилом, лекарь успел обследовать дальнюю галерею, нашел выход и решительно повел компаньонов по длинному коридору. Выход из подземелья был замаскирован под придорожную каплицу с незаметной дверцей в фундаменте, открыть которую можно было только изнутри.
Над лесной опушкой, расположенной в нескольких выстрелах от Несвижа, висела мягкая шелестящая тишина. С неба падали нечастые большие снежинки и угрюмый лес на глазах преображался, укрываясь праздничными белыми шапками. Не чувствуя холода Ольгерд сел на прямо землю и обхватил руками колени. На душе у него было тоскливо и пусто.
Рядом, сопя, примостился Сарабун.
— Как Фатиму схоронили? — спросил Ольгерд.
— Все сделали честь по чести. Поговорили с татарами на постоялом дворе, те и подсказали, где за городом небольшое мусульманское кладбище.
— Вот и ладно, земля ей пухом.
Дверца, скрывающая тайный ход, раскрылась и из темноты, кряхтя, выбрался спиной Измаил. В руках он с трудом удерживал тот самый бочонок, который Ольгерд приметил в крипте.
— Что там?
— Судя по весу, золото. Не огурцы же будут хранить магнаты в подобном месте. Пока вытаскивал, едва спину не сорвал. Вот вам и будет работа, отрыть и посчитать, пока я не возвращусь.
— Куда ты еще собрался?
— Вернусь в город, заберу коней и оружие, наплету что-нибудь иезуитам, чтобы не ломали головы, куда ты пропал.
— А дальше?
— Дальше будем думать, где теперь Душегубца искать.
Ольгерд в ответ промолчал. Дождался, пока Измаил, чуть припадая на ногу и отталкиваясь посохом от земли, скроется за поворотом, поставил бочонок, вынул нож, сковырнул верхний обруч и выбил крышку.