Черный Гетман

Ольгерд не обольщался на счет своего пленителя. Как бы Душегубец мягко не стелил, в живых его оставить не собирался ни при каком раскладе. Все что теперь оставалось, так это любой ценой тянуть время и вытягивать из Дмитрия побольше полезных сведений, надеясь при этом разве что на чудо

— Давай так, — выдержав длинную, насколько было возможно, паузу, медленно ответил Ольгерд. — поговорим баш-на-баш. Ты спрашиваешь — я отвечаю, потом я спрашиваю — ты говоришь. Идет?

Душегубец вновь рассмеялся.

— Ну что же, согласен. Тогда вот тебе мой первый вопрос. Где мы с тобой повстречались впервые?

— Лет двадцать назад, если не больше, ты разорил на курщине селение Ольгов. Там убил помещика-литвина вместе с женой. Это были мои мать и отец. Я чудом тогда уцелел и тебя на всю жизнь запомнил. А тогда, под Смоленском узнал.

— И, ты конечно, поклялся отомстить?

Ольгерд кивнул.

— Два раза ты был у меня в руках и от смерти уходил, — задумчиво, будто говоря сам с собой, протянул Душегубец. — Стало быть, не случайность все это… Ну да ладно, о твоей судьбе потом потолкуем. Спрашивай, твой черед.

— Что произошло после того, как ты оставил Кирилловский монастырь?

Душегубец ухмыльнулся.

— Всю историю хочешь услышать? Ну что же, так тому и быть. Раз ты оказался здесь, стало быть как и я, прознал, что саркофаги Ольговичей вывез из монастыря Радзивилл. Я послал Щемилу на хутор, чтобы он порешил старого кобзаря, который знал обо мне больше, чем положено, сам же поехал в Вильно. Во время осады к гетману было не подобраться, пришлось ждать, когда тот сдаст город и уедет в Кайданы. Там, заключив союз со шведами, покойник немного расслабился, да и многие шляхтичи из личной охраны его покинули, как предателя Речи Посполитой. Воспользовавшись стечением обстоятельств, я нанялся в поредевшую гвардейскую роту, дождался удобного случая, когда этот фанфарон уединился в опочивальне с молоденькой горничной, снял его с девицы прямо в постели, для пущей острастки вскрыл ей горло и устроил нашему собирателю реликвий небольшой допрос.

Как оказалось, этот надутый индюк понятия не имел, что хранится внутри саркофагов. Ему, видишь ли, чтобы хоть немного сравниться с Криштофом Сироткой, хотелось привезти в родовое имение княжеские останки. Под раскаленной кочергой, которую я водил у него над причинным местом, он признался, что спрятал саркофаги в подземельях костела. А вот про то, как туда проникнуть, рассказать не успел, помер от страха, сердцем видать был слаб.

Я избавился от тела девчонки, гетмана разложил в постели так, будто он умер от удара, покинул Кайданы и принялся искать тех, кто посвящен в тайну Несвижского костела. Так вышел на иезуитов, затем на рижских хранителей. Самым сговорчивым из посредников оказался сластолюбивый клеменецкий професс-греховодник, однако и он оказался не так прост и перепуган как выглядел. Когда в Риге эти архивные крысы дали мне от ворот поворот, я конечно разозлился. Хотел скакать обратно в Клеменец и вспороть брюхо старому мужеложцу, однако вспомнил о том, что видел тебя в Клеменце вместе с лысым, потом узнал, что татарский отряд, что пришел на помощь глупому польскому королю, возглавлял не кто-нибудь, а мой ногайский дядюшка Темир-бей и понял, что не все потеряно… Суетиться не стал, решил подождать в Риге недельку — другую и как в воду глядел — вскоре в город приехала вся твоя орава. Остальное было несложно: лазутчики вас тебя, как из песка пуля. Тебя я потерял из виду, однако приставил соглядатаев к лысому, лекарю и татарчонку, который оказался на самом деле бабой. Она — то и вывела меня прямо к тебе. Сообразив, что ты уже побывал в архивах, я нанял полтора десятка оставшихся без работы шведов и отправил брать тебя живьем. Дальше все было просто — расправившись с моими людьми, ты рванул в Несвиж, а я уже был к тому времени у костела и, спрятавшись за забором, наблюдал как ты спускаешься в усыпальницу… — Душегубец закончил рассказ, помолчал немного, словно давая собеседнику время оценить собственную оборотистость и произнес. — Ну что же, теперь твой черед…

Главное Дмитрию было уже известно, потому таиться в мелочах не было никакого резону. Ольгерд, изо всех сил стараясь выглядеть слабее, чем на самом деле, медленно и тихо, то и дело давая себе длинные передышки, рассказал обо всем, что с ними произошло. О договоре с Измаилом, путешествии на сечь, разговоре с Филимоном и злоключениях в Крыму, за которыми последовал военный поход на Клеменец. Душегубец слушал внимательно, не перебивал, покачивал головой. В глазах у него посверкивали искорки, в которых Ольгерд прочитал оттенок уважения, какое он сам обычно испытывал, встретив в бою достойного противника. Закончив повесть, он, собравшись с духом, спросил:

— И чего ты хочешь теперь?

Душегубец ответил не сразу. Посмотрел на Ольгерда уже совсем не ерническим, суровым взглядом, словно оценивая, насколько можно довериться обреченному пленнику в сокровенном. Желание выговориться победило.