Иштвана испугал смех напарника.
– Тише, догадается атаман и распсихуется, что не поделился с ним.
– Не бойся, он сейчас политикой занят. Ему не до нас. А я не выдам. Свой в доску. Про то же самое думаю, что и ты.
– А о чем я думаю?
Ференц засмеялся – приглушенно, неслышно, как смеялся в тюрьме, чтобы не привлекать внимания надзирателя.
– Догадываюсь! Драпануть отсюда хочешь. Верно?
– Верно.
– И я собрался. Я тоже не дремал. Будто на восьмом месяце, – Ференц похлопал себя по тугому животу. – Европу куплю и продам.
– Целую Европу?
– Согласен и на Вену или на Париж. Хватит, повоевал за свободу, за благо народа, пора и о себе подумать! Давай прикинем, как удирать отсюда.
Танковая колонна, проходящая по улице, вдруг остановилась. Но фары не выключены, моторы не заглушены. Люк головной командирской машины откинулся, и на землю, ярко освещенную фарами, спрыгнул советский офицер. Высокий, плечистый. В полковничьей шинели.
Киш сразу узнал Бугрова. Почему именно здесь остановился?
Узнал его и Стефан. Перезарядил английский автомат.
– Наш старый знакомый. Друг и приятель мадам Ковач. Разрешите привести приговор в исполнение?
– Отставить! Уважай перемирие.
«Национал-гвардейцы» загалдели, удивленные и встревоженные.
– Идет в наш дом.
– Один! Без охраны.
– В полном одиночестве. И без автомата.
– Храбрая личность.
– Он вооружен самым мощным в мире оружием – большевистской идеологией. Берегитесь, обреченные, последыши умирающей идеологии!
Ямпец был вознагражден дружным хохотом.
– От окна! По местам! – загремел голос Киша, – Приготовить автоматы. Разговариваю только я. Вы молчите и стреляете. Но не раньше, чем я скомандую. Тихо!
Постучавшись, вошел Бугров. Похудел. Щеки втянуты. Резче обозначились раньше почти невидимые морщины на лбу и вокруг рта.
Бугров с горьким изумлением оглядел «Колизей». Он знал, что здесь творится, но все-таки не ожидал, что до такой степени разорено, изгажено, осквернено жилье Хорватов.
– Не нравится, господин полковник, наша обстановка? – с преувеличенной любезностью спросил Ласло Киш. – Что вам здесь нужно? Кто вы? Парламентер? Разведчик?
– Частное лицо.
– Если бы это было так…
– Понимаю. Вы бы повесили меня за ноги. Или выкололи глаза.
– Что вам угодно, господин полковник?
– Здесь когда-то жил хороший человек… Жужанна Хорват.
– Она и сейчас здесь.
– И сейчас?
– Вы удивлены? Не ожидали увидеть свою переводчицу в компании национальных гвардейцев?
– Я не склонен обсуждать, чем и как живет этот дом. Могу я видеть Жужанну?
– О, как вы разговариваете! События последней недели научили вас хорошему тону. Скажите, полковник, как вы решились подняться сюда?
Бугров ответил спокойно:
– Я пришел к друзьям.
– Хм, вы настроены совсем не воинственно.
– Я все-таки не верю в войну, даже глядя на вас. Где Жужанна?
– Я здесь! – Она выскочила из своей комнаты и, растолкав «национал-гвардейцев», подошла к Бугрову, улыбнулась, как могла, сказала по-русски: – Здравствуйте, Александр Сергеевич!
– Здравствуйте! Проходил вот мимо вашего дома и забежал на минутку.
– Хватит! – гаркнул Ласло Киш. – Не позволю болтать по-русски. Здесь Венгрия, а не Расея-матушка. Может быть, вы тут свои шпионские делишки обговариваете. Переходите на мадьярский.
Жужанна спросила Бугрова по-венгерски:
– Значит, уходите? Почему? А как же мы?
– Мы уверены, что вы справитесь своими силами с этими… – Бугров с откровенным презрением посмотрел на Киша. – Ожили. Дождались своего часа.
Жужанна отчаянным жестом протянула Бугрову руки.
– Александр Сергеевич, я с вами! Возьмите, умоляю!
Ласло Киш потянулся к автомату, лежащему на столе среди бутылок.
– Слыхали, венгры? Русский полковник уверен, что наш дом населен девицами легкого поведения. Мы не позволим превращать венгерок в русских наложниц!
«Национал-гвардейцы» встали позади Бугрова. Дула автоматов нацелены ему в спину.
Дьюла подбежал к сестре, схватил ее за руку.
– Пошутила Жужа, вы же знаете ее.
– Не знал, что любит шутить жизнью.
Жужанна поняла, что ей сейчас не уйти отсюда живой. Убьют и ее и полковника. Надо пока остаться. Уйдет потом.
Она затравленным взглядом обежала шеренгу людей, готовую стрелять.
– Шутят и жизнью, Александр Сергеевич. С двадцать третьего октября это стало модно. А я никогда не отставала от моды, за это мне часто попадало. Вот и сейчас… пошутила. Извините.
– Ну что ж… – Бугров повернулся к окнам, несколько секунд прислушивался к слитному мощному гулу танковых моторов. – Мне пора, Жужа. Прощайте.
Жужанна протянула руку, твердо, уверенно сказала:
– До свидания! Не поминайте всех венгров лихом.
– Нет, Жужа. До свидания!
Он повернулся и решительно пошел на выставленные автоматы.
«Национал-гвардейцы» расступились.
Начальник штаба поднял над головой автомат, заорал:
– Венгры!
Жужанна раскинула руки в дверном проеме.
– Стой! Назад!
Люди Киша замерли перед худенькой, бледнолицей, черноволосой девушкой. Самый захудалый «гвардеец» мог отбросить ее, а она стоит, думает, что сильная, недоступная пулям.
Все смотрят на нее беззлобно, с удивлением и улыбаются. И сам атаман не рассердился.
– Отставить атаку, ребята!